«Нелли Раинцева» (1916) — художественный немой фильм режиссёра Евгения Бауэра. Фильм вышел на экраны 13 декабря 1916 года[1][2][3].
Нелли Раинцева | |
---|---|
![]() | |
Жанр | драма |
Режиссёр | Евгений Бауэр |
Продюсер | Александр Ханжонков |
Автор сценария |
Александр Амфитеатров |
В главных ролях |
Зоя Баранцевич Ольга Рахманова Александр Херувимов Константин Зубов |
Кинокомпания | Акц. о-во A. Ханжонков |
Страна |
![]() |
Год | 1916 |
Историк кино Вениамин Вишневский трактует сюжет как «трагедию молодой девушки из буржуазной семьи, не нашедшей выхода из „безвыходного положения“ (связь с лакеем)»[1]. Киновед И. Н. Гращенкова описала сюжет как «драму девушки из богатого дома, где нет любви, семьи, где она так одинока, живёт без цели, сходится с человеком низшего круга, пресыщается жизнью и добровольно отказывается от неё»[4].
Дочь богатого банкира Нелли разочарована жизнью. Она не любит увлечённого деньгами биржевика отца и молодящуюся флиртующую мать. Поклонники ей быстро надоедают. Она ищет себя в творчестве, пытается писать и музицировать, но безуспешно. Режиссёр, желая усилить эффект современности, ввёл роли писателя Андреева и композитора Ипполитова-Иванова, которые рекомендуют Нелли заняться чем-то другим. С помощью горничной Тани она проникает на вечеринку прислуги. После связи с писцом cвоего отца Петровым её разочарование усиливается. Петров оказывается грубым и циничным. Узнав, что она беременна от него, Нелли кончает жизнь самоубийством.
Актёр | Роль |
---|---|
Зоя Баранцевич | Нелли Раинцева Нелли Раинцева |
Ольга Рахманова | её мать её мать |
Александр Херувимов | её отец её отец |
Константин Зубов | письмоводитель Петров письмоводитель Петров |
Вера Павлова | Таня, горничная Таня, горничная |
Янина Мирато | Корецкая Корецкая |
Михаил Стальский | Леонид Андреев Леонид Андреев |
Рецензент журнала «Вестник кинематографии» (1916, № 122, с. 17—18) одобрительно отозвался об актёрских работах З. Баранцевич, В. Павловой и К. Зубова (Горина). По его мнению, «Баранцевич нашла настоящие трагические краски для воплощения душевной драмы Нелли Раинцевой», Павлова выявила вульгарность и наглость служанки, «запоминающийся образ письмоводителя дал Горин [К. Зубов]»[5]. Он отметил, что «крупные лица при подчинённом значении декоративного фона — вот художественный принцип, на котором остановился режиссёр»:
«… декорации отошли на задний план, в буквальном смысле заслонённые фигурами артистов. Быть может, недавний Бауэр, архитектор колоннад и зимних садов, и был огорчён, но как истый художник он всё же должен быть удовлетворён этой постановкой. В утешение режиссёру следует, впрочем, отметить, что декорации не проходят для глаза бесследно и некоторые из них … запоминаются как прекрасные образцы художественной композиции, живописи на экране»[6].
Актриса и сценарист Зоя Баранцевич считала, что во время съёмок фильма произошёл «характерный перелом в творчестве режиссёра Бауэра», когда он «немного отошёл от „красивости“, от чисто внешней формы и переключил внимание на содержание»[6][7][8].
Советский кинокритик Ромил Соболев в своей книге «Люди и фильмы дореволюционного кино» относил этот фильм одним к числу самых интересных и ценных постановок режиссёра Е. Бауэра, отметив, что он «картина привлекла внимание зрителей острой постановкой „женского вопроса“»[9].
Кинокритик Нея Зоркая выделяла новый для того времени художественный приём, когда режиссёр «членит пространство на несколько „отсеков“ в глубину, размещая в каждом из них свое действие». Она особо выделяла сцену «бала слуг» в трактире, в которой «постановщик показывал несколько залов, удаляющихся от зрителей: в первом идёт пир, пляшут кадриль под оркестр из мандолин и балалаек, далее второй, третий залы, потом коридор, по которому пробегают половые с подносами, а в самой глубине виднеется кухня, мясные туши, горы тарелок»[10][11].
Киновед И. Н. Гращенкова отмечала, что «бауэровские объёмные мизансцены не только живописны, выразительны, но и содержательно красноречивы»: «В глубине залы просматривается коридор и кухня. Пространство праздника, совмещённое с кухней, враждебно и даже опасно для героини. Она этого не осознаёт, но это знает автор и хочет, чтобы понял зритель, просто „вчитавшись“ в объём мизансцены»[12].
Историк кино В. Ф. Семерчук назвал кинодраму «Нелли Раинцева» «совершенной по стилю и киноязыку». «Сцена похорон Нелли, — писал он, — поражает многообразием используемых в ней приёмов монтажа»[13].