Иешу́а Га-Ноцри́ — один из героев романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» и встроенного романа, написанного Мастером.
Иешуа, по прозвищу Га-Ноцри | |
---|---|
Иешуа Га-Ноцри на суде Понтия Пилата («Мастер и Маргарита», спектакль театра «Арбат») | |
Создатель | Михаил Булгаков |
Произведения | «Мастер и Маргарита» |
Пол | мужской |
Возраст | около 27 лет |
Семья | не имел |
Дети | не имел |
Род занятий | философ |
Прототип | Иисус Христос |
Прототипом образа Иешуа Га-Ноцри послужил Иисус Христос, однако имеются многочисленные отличия Иешуа от евангельского Христа[1], при этом отдельные исследователи высказывают мнение, что сходство Иешуа Га-Ноцри со своим прототипом носит весьма поверхностный характер[2].
Иешуа — еврейское произношение библейского имени Иисус (в оригинале — с ударением Иешу́а). Смысл прозвища «Га-Ноцри», упомянутого в Талмуде в немного отличном виде — Йешу (ישו) га-Ноцри[3][4][5], — неясен, на этот счёт существуют различные версии.
По одной версии, это прозвище считают производным от названия города — «из Назарета»[6] (самый распространенный вариант толкования[1]). В Синодальном переводе Евангелий ему соответствует одно из наименований Христа — Назарянин, в оригинале др.-греч. Ναζαρηνός (Мк. 1:24; Мк. 14:67; Лк. 4:34; Лк. 24:19).
По другой версии, оно означало «назорей», указывая на принадлежность к людям, особым образом посвящённым Богу[1]. Опять-таки, Назорей (др.-греч. Ναζωραῖος) — одно из наименований Христа в Евангелиях (Мф. 2:23; Мк. 10:47; Лк. 18:37; Ин. 18:5; Ин. 18:7).
Имеются варианты толкования, которые связывают это прозвище со словом «нацар», или «нацер»[6], или «нецер»[1], которое означает «отрасль» или «ветвь»[1][6]. В устах первых христиан такое наименование могло использоваться в положительном смысле как указание на «исполнение пророчества Исаии, возвестившего, что Мессия будет отраслью („нецер“) от корня Иессея, отца Давида», а для иудеев, отвергших Иисуса и не признавших в нём Мессию, оно могло иметь презрительное значение «отщепенец»[1].
Наконец, слово «нацер» (другой вариант — «ноцер») могло означать «страж», «пастух»[6].
В архиве писателя сохранились выписки из различных источников, предлагавших различные, противоречившие друг другу варианты этимологии прозвища; возможно, поэтому автор не дал в романе его расшифровки[6].
Имя «Иешуа Га-Ноцри» использовалось в художественной литературе и до Булгакова. Например, в 1922 году в СССР была опубликована пьеса С. Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины»[7].
Иешуа — один из ключевых героев романа. Он появляется вначале во встроенном романе, но в конце романа опосредованно действует и в основной сюжетной линии — посылает Левия Матвея к Воланду с просьбой дать Мастеру покой[8].
При первом появлении в романе Иешуа описывается как бродячий проповедник лет двадцати семи в поношенной одежде. В ранних редакциях романа при описании внешности упоминались его «растрёпанные рыжеватые вьющиеся волосы». Позже автор убрал эту фразу[9].
Согласно «Православной энциклопедии», «в образе жертвующего собой смиренного праведника Иешуа Га-Ноцри» Булгаковым воплощён положительный идеал, при этом образ Иешуа Га-Ноцри испытал заметное влияние книги Э. Ренана «Жизнь Иисуса», в которой Иисус Христос представлен как идеальный земной человек[10]. Исследователи отмечают массу положительных качеств Иешуа: он «по-настоящему добр»[11], умён и образован[12], знает три языка, в спорах проявляет незаурядное искусство убеждения[13], ничего не боится («в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость»)[14] и даже никогда не лжёт («Правду говорить легко и приятно»).
На этом общем фоне выделяется суждение Т. Поздняевой, замечающей, что «помногу или понемногу лгут все персонажи романа Булгакова»[12]). Уничижительную характеристику Иешуа дал и богослов М. М. Дунаев («робок и слаб, простодушен, непрактичен, наивен до глупости»); в то же время «он достигает подлинной духовной высоты, возвещая свою правду вопреки так называемому „здравому смыслу“»[15].
В своих проповедях Иешуа призывал к нравственному совершенствованию, к возврату к истинной природе человека, не испорченной трусостью, жадностью, жестокостью и другими страстями. Временами преуспевает в этом — например, излечил Пилата от болезни[16]. Подобно альбигойцам[13], о которых сказано ниже, он обращается ко всем: «добрый человек» — и убеждён, что «злых людей нет на свете». Иешуа отвергает всякое насилие: «Настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть».
Биограф Булгакова М. О. Чудакова полагает, что дополнительным прототипом как Иешуа, так и Мастера был беззлобный и бесхитростный князь Мышкин — герой романа Достоевского «Идиот»[17]. Иное объяснение сходства Иешуа и князя Мышкина требует небольшого углубления в историю русской литературы:
Лев Николаевич Толстой призывал читать Евангелие с красно-синим карандашом: вычеркивать все непонятное, подчеркивать все, что понравилось, и затем читать только подчеркнутое. В ходе такой редукции «пропалывались» все места, в которых говорится о Божественности Христа, и оставался лишь образ проповедника, учащего о милосердии и высокой нравственности. С такой трактовкой Христа спорил Достоевский, изобразив персонажа, подобного толстовскому Христу — князя Мышкина, которого — как и Толстого — зовут Лев Николаевич. Тот же образ — в романе Мастера[18].
Иными словами, согласно этому объяснению[Коммент. 1], образ Иешуа выведен Булгаковым в продолжение литературной полемики с Толстым и с толстовским пониманием Христа[18].
Земная судьба Иешуа, описанная во встроенном романе, внешне похожа на евангельское повествование, и в то же самое время Иешуа имеет многочисленные отличия от евангельского Иисуса с точки зрения как биографии, так и мировоззрения
. В частности, его этическая доктрина, согласно которой злых людей просто нет, явно противоречит тому, что сообщают об Иисусе евангелисты[Коммент. 2].
Иудейские первосвященники сочли проповедь Иешуа взрывоопасной в накалённой атмосфере страны, с помощью Иуды подстроили арест Иешуа по политическому обвинению и передали его римскому наместнику Пилату для суда. Пилат вначале попытался спасти Иешуа, однако обвинения оказались слишком тяжёлыми, и он, против желания, осудил Иешуа на казнь[19]. В основном тексте романа, где Иешуа упоминается как повелитель сил Света, он добивается у Воланда прощения Пилата и устройства судьбы Мастера и Маргариты.
Одни исследователи утверждают, что писатель ещё в молодости разочаровался в православии и даже запретил отпевать себя перед смертью, вместе с тем отмечая, что атеистом он не был и к советским антирелигиозным кампаниям относился с отвращением: «Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его… Этому преступлению нет цены»[20].
Согласно иным сведениям, в 1910 году 18-летний Булгаков действительно сделал выбор в пользу неверия и перестал носить нательный крест, однако в более зрелые годы он, не будучи церковным человеком, всё же вернулся к вере и сохранял её, о чём свидетельствовала Елена Сергеевна Булгакова. О том же говорят многие другие факты[Коммент. 3]. Кроме того, по словам его племянницы, в 1926 году он стал её крёстным, а после кончины был заочно отпет в церкви на Остоженке (видимо, в храме Илии Обыденного)[21].
Космография мира в романе Булгакова заметно отличается от традиционной христианской[22][23] — как Иешуа, так и Воланд в этом мире отличаются от своих прототипов, рай и ад не упоминаются вовсе, а о «богах» говорится во множественном числе (при этом Иешуа нигде не называется Богом).
Религиозные взгляды М. А. Булгакова (точнее, их развитие) описать не так уж легко, однако можно сказать, что в зрелые годы он не был атеистом, хотя его веру нельзя назвать церковной (см. врезку).
Литературоведы нашли в мире романа сходство с манихейской или гностической идеологией[24][25][26][27], согласно которой сферы влияния в мире чётко разделены между Светом и Тьмой, они равноправны, и одна сторона не может — просто не имеет права — вмешиваться в дела другой: «Каждое ведомство должно заниматься своими делами». Воланд не может простить Фриду, а Иешуа не может взять к себе Мастера[22][28]. Сходная космография исторически встречалась в апокрифической литературе — «Евангелии от Филиппа» и «Евангелии от Фомы», а также у альбигойцев, богомилов и катаров[24].
Вообще, между романом Булгакова и учением катаров можно провести и другие любопытные параллели. Например, согласно этому учению, «Христос вовсе не искупал своей жертвой человеческих грехов. Он только изложил учение о спасении, содержащееся в Евангелиях»[29], — что может показаться неплохим описанием булгаковского персонажа, философа и проповедника.
Впрочем, трудно понять, насколько далеко простираются эти аналогии, поскольку
Христос для катаров не является ни Сыном Божьим, вторым лицом Троицы, ни настоящим человеком. Это ангел, небесный посланец, пришедший указать людям путь к спасению; Его Страсти — не настоящие, а мнимые…
— Жак Мадоль. Альбигойская драма и судьбы Франции[29]
Прочитав роман Мастера, Иешуа посылает к Воланду Левия Матвея с просьбой наградить Мастера и Маргариту покоем. Один из глубинных смыслов этой сцены — последовательно проводимое в романе (начиная с эпиграфа) противопоставление пассивного Добра и активного Зла, которые совместно и независимо участвуют в едином историческом процессе.
Даже Воланд в романе отзывается об Иешуа подчёркнуто уважительно: «Вам не надо просить за него [Пилата], Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать».
Несмотря на своё отдаление от традиционного христианства, Булгаков относится к Иешуа с глубокой симпатией, хотя и понимает, насколько его этическая доктрина «злых людей нет на свете» чужда реальности. В своих конспектах материалов к роману Булгаков нередко называет Иисуса-Иешуа Спасителем и в 1931 году записывает на полях тетради: «Помоги, Господи, кончить роман»[30]. А. Н. Варламов, автор ЖЗЛ-биографии Булгакова, пишет, что «в Иешуа он [Булгаков] любил великодушие, мужество, человечность, а главное — бескомпромиссное понимание того, что трусость есть самый главный порок. Но не видел и не признавал в нём сакральности, его Божественной ипостаси, добровольности и высокого смысла искупительной жертвы. Почему? Именно потому, что был искренен и не хотел лгать»[31].
Многими исследователями Иешуа воспринимается как повелитель сил Света и антипод Воланда, повелителя сил Тьмы[24]. Эта трактовка привлекательна, по всей видимости, своей простотой. Нечто подобное мы находим в таких разных источниках, как «Булгаковская энциклопедия» и «Православная энциклопедия».
На этом фоне резко выделяется позиция искусствоведа Т. Поздняевой, которая в своей книге, сравнив между собой два образа — персонажа Булгакова и евангельского Иисуса (см. ниже), пишет:
…мы неизбежно приходим к выводу, что «угаданный мастером[Коммент. 4]» Иешуа никогда не воплощался на земле и не проходил земного пути Иисуса Христа. Это маска, лицедейство, «прельстительный» для мастера образ, сыгранный или явленный духом, способным принимать любые обличья.
— Татьяна Поздняева, Воланд и Маргарита[2]
Последнюю фразу полезно сравнить со знаменитыми словами апостола Павла о том, что «сам сатана принимает вид Ангела света» (2Кор. 11:14). Протодиакон Андрей Кураев в своих толкованиях романа также считает встроенный роман сочинением «нечистого духа»; А. Н. Варламов расценивает подобные интерпретации как «не слишком убедительную со всех точек зрения конструкцию», поскольку, по мнению этого исследователя, они исходят из сомнительной гипотезы, что Булгакову антипатичны как Иешуа, так и Мастер[31].
Булгаковский персонаж имеет многочисленные отличия от евангельского Иисуса, что подчёркивается в романе словами Берлиоза: «Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами».
Причиной этих расхождений, по мнению ряда критиков[32][33][34], было стремление М. А. Булгакова «очистить Евангелия от недостоверных, по его мнению, событий»[35], то есть выполнить максимально возможную реконструкцию реальной, демифологизированной истории Иисуса. Для этого писатель несколько лет тщательно изучал многочисленные исторические труды, выяснял бытовые, этнографические и топографические детали, относящиеся к Иудее I века, точное произношение имён и названий[32][34]. К. М. Симонов в предисловии к первой публикации романа охарактеризовал встроенный роман как классически отточенную, экономную реалистическую прозу[36]. Критик В. Я. Лакшин также отметил впечатляющий художественный и исторический реализм встроенного романа: «Солнце — привычный символ жизни, радости, подлинного света — сопровождает Иешуа на крестном его пути как излучение жаркой и опаляющей реальности… Писатель рассказывает её [историю] так, как если бы речь шла о реконструкции реального эпизода истории, происшедшего в римской Иудее в I веке нашей эры»[33].
Все эти критики рассматривают историю Мастера в основном тексте «Мастера и Маргариты» и историю Иешуа во встроенном романе как идейное и художественное единство, усиливающее друг друга. Оба романа посвящены одной теме — подавлению свободной личности бесчеловечной властью. «Между трагической судьбой Иешуа и мучениями, страданиями Мастера возникает многозначимая параллель. Ассоциативная связь между историческими главами и главами о современности усиливает философские и нравственные идеи романа»[37].
Искусствовед Татьяна Поздняева предлагает совершенно другую трактовку, согласно которой автор встроенного романа, Мастер, «последовательно и неуклонно дает негатив новозаветных событий»[Коммент. 5][2].
…в романе мастера[Коммент. 4] мессианство Иисуса — ложь и выдумки. Это и ставит его в разряд «антиевангелий», потому что используются не те или иные научные доказательства или приводятся новые толкования, но попросту перечеркиваются (вернее, подаются со знаком минус) сами евангельские события.
— Татьяна Поздняева, Воланд и Маргарита[1]
Она же отмечает, что «Ершалаим может быть рассмотрен как роскошная декорация», сочетающая реальные детали и театральную условность[38], на которую имеется указание и в самом романе[Коммент. 6], и что присутствующий в романе Мастера «элемент чудесного», включающий «исцеление гемикрании у Понтия Пилата» и другое, «не позволяет назвать его сочинение сугубо историческим и рационалистическим»[39].
Одно из важных отличий: Иешуа Га-Ноцри, по его собственному свидетельству, родился в Гамале — городе на северо-востоке Палестины, а не в Вифлееме, то есть вовсе не там, где должен был родиться Христос (Мессия). Кроме того, Иешуа — «человек неизвестного происхождения (и к тому же не еврей по крови)», его отец, по слухам, — сириец, и данный факт также не позволяет ему быть Мессией[1].
Напротив, Рождество Христово произошло в Вифлееме (Мф. 2:1, Лк. 2:4-7), в том городе, где и надлежало родиться Мессии согласно ветхозаветному пророчеству (Мих. 5:2), о котором хорошо знали первосвященники и книжники народные, созванные встревоженным царём Иродом после прихода волхвов с востока (Мф. 2:3-6).
Иешуа не имеет учеников, а о Левии Матвее, который ведёт записи, говорит, что тот искажает его слова.
Напротив, Иисус имеет двенадцать избранных учеников-апостолов, одним из которых стал мытарь Левий, более известный как апостол Матфей; также в Евангелиях говорится об отправленных на проповедь других семидесяти учениках.
Не одни лишь апостолы сопровождали Иисуса в Его странствиях[Коммент. 7]. Вообще, в Евангелиях мы неоднократно читаем о сопровождавших Иисуса толпах народа. В случае с Иешуа Га-Ноцри ничего подобного просто нет.
В ходе допроса Пилатом Иешуа был спрошен о том, как он вступил в Ершалаим. «Вопрос Пилата … опять-таки связан с пророчеством о Мессии (Ис. 62:11; Зах. 9:9): по пророчеству, Мессия должен появиться на осле». Иешуа «отрицает торжественность въезда, мотивируя это отсутствием у него осла» и говорит, что приветствовать его некому, ибо он никому не известен в этом городе[1].
Напротив, Вход Господень в Иерусалим сопровождается ликованием народа. Иисус въезжает в город, сидя на осле, тем самым исполняя ветхозаветные пророчества, под восторженные крики народа: «Осанна!».
Как отмечает Татьяна Поздняева, «Иешуа не проходит Крестного пути Иисуса к Голгофе и не несёт Креста. Осужденные „ехали в повозке“ (с. 588), а на их шеи были повешены доски с надписью на арамейском и греческом языках: „Разбойник и мятежник“ (с. 588)»[40].
Евангельский Иисус не просто идёт пешком, а несёт на себе орудие своей казни.
Таблички на шее у него нет, но после, когда он придёт на Голгофу, над ним поместят табличку «с надписью вины Его» (Мк. 15:26).
Написанный Мастером «внутренний» роман последовательно опровергает ветхозаветные пророчества о Христе, что продолжается в описаниях казни и погребения: палачи отказываются от одежды казненного Иешуа, которому перебивают голени и хоронят в одной яме с разбойниками[1]. Этим опровергаются пророчество царя Давида: «Он хранит все кости его; ни одна из них не сокрушится» (Пс. 33:21), — и пророчество Исаии о погребении Мессии «у богатого» (Ис. 53:9).
В описании же казни Христа мы читаем, как воины «взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части», а хитон не стали делить, ибо он «был не сшитый, а весь тканый сверху», потому и метали «о нём жребий, чей будет, — да сбудется речённое в Писании: разделили ризы Мои между собой и об одежде Моей бросали жребий» (Ин. 19:23, 24). Христу не перебивают голени (Ин. 19:33) — опять же во исполнение пророчества (Ин. 19:37), а погребает Его Иосиф Аримафейский (Мф. 27:57—60; Мк. 15:43—46; Лк. 23:50—53; Ин. 19:38—42) — человек богатый (Мф. 27:57).
Булгаковского Иешуа от евангельского Иисуса отличают не только многие ключевые обстоятельства рождения, жизни и смерти, но и мировоззрение, и понимание своей миссии.
Иешуа не называет себя философом, но Понтий Пилат определяет его именно так и даже спрашивает, из каких греческих книг он почерпнул свои воззрения. На мысль о греческих первоисточниках знаний Иешуа прокуратора натолкнуло рассуждение о том, что все люди добры от рождения. Философская концепция Иешуа о том, что «злых людей не бывает», противостоит знанию иудеев об онтологическом зле.
— Татьяна Поздняева, Воланд и Маргарита[40]
Напротив, евангельский Иисус говорит, что человеку может быть присуще зло, при этом источник как добра, так и зла — сердце человека (см. Мф. 12:34-35 и др.).
![]() | Этот раздел не завершён. |
Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста. Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое.— Мф. 12:34-35
После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царство Божье, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим.— Лк. 8:1-3
![]() Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» | |
---|---|
Персонажи |
|
География |
|
Фильмы |
|
Сериалы | |
Театральные постановки |
|
Прочее |
|