Волкола́к[1] ([vəɫkɐˈɫak], волкодла́к[2], волкула́к[3], белор. ваўкала́к[4], польск. wilkołak[5], укр. вовкула́ка[6] и т. п.[⇨]) — в славянской мифологии человек-оборотень, на определённое время принимающий образ волка. Волколака чаще описывали как обычного волка, иногда указывались странности во внешнем виде и поведении, указывающие на его человеческое происхождение.[⇨] Волколак сохраняет разум, но не может говорить.[⇨]
Волколак, волкодлак | |
---|---|
оборотень-волк | |
Мифология | славянская |
Местность | лес |
Связанные персонажи |
другие оборотни, колдун, ведьма |
Согласно народным представлениям, превращение в волков — наиболее распространённый тип оборотничества у славян.[⇨] Он известен с древности[⇨] и в той или иной степени присутствует у всех славянских народов, лучше всего представлен у белорусов, поляков и украинцев. В русских поверьях персонаж чаще называли о́боротнем, образ имеет явное сходство с волколаком. Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами).[⇨]
Считалось, что колдуны для обращения в волков прочитывали заклинание и перепрыгивали, перешагивали, перекувыркивались или пролезали через наделяемый магической силой объект, накидывали его или перекидывали через себя и т. п. Для обратного превращения колдуну обычно требовалось совершить те же действия в обратном порядке.[⇨] По своему желанию колдуны превращались в волколаков, чтобы причинить вред людям.[⇨]
Встречались поверья о людях, склонность к периодическому оборотничеству у которых была с рождения в результате поведения их родителей или появилась в наказание за их собственные грехи.[⇨] Отличительной чертой таких волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки, например волосы, напоминающие волчью шерсть.[⇨] Превращение чаще происходило по ночам или в определённое время года. Часто считалось, что такие волколаки не контролируют своё поведение в волчьем облике и нападают на скот и людей, даже на близких. Иногда волколакам приписывался каннибализм. Сохранились древние поверья, связывающие с волколаками затмения небесных светил.[⇨]
Согласно народным поверьям, колдун или ведьма могли превратить человека в волка, обычно из мести, накинув на него заговорённую волчью шкуру, обвязав поясом, зачаровав дверь, через которую должна пройти жертва, и другое. Особой популярностью пользовался сюжет о превращении в волков целой свадьбы. Срок превращения исчислялся от нескольких дней до нескольких лет.[⇨] Невольные волколаки страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и не смешиваются с волками. Часто считалось, что они не едят падали и сырого мяса, перебиваясь подножным кормом и украденной у людей едой.[⇨] Упоминается немало способов, при помощи которых якобы можно помочь вернуть им изначальный вид.[⇨]
Представления о волколаках переняли значительную часть символики волка в славянской традиционной культуре. В качестве истоков мифа обычно указывают древние тотемические верования и обряды юношеской инициации. На образ волколака могли повлиять наблюдения за людьми с различными физическими и психическими отклонениями или за старыми и больными волками.[⇨] Образ получил отражение в славянской художественной литературе.[⇨]
Мотив превращения человека в волка присутствовал в народных верованиях всех славян[7]:508[8]:217, но лучше всего он сохранился у украинцев, белорусов[9][10]:133—135[11]:44[1]:418 и восточных[5]:201[12]:148 поляков[en][1]:418[10]:133—135. У русских слово волколак зафиксировано только в южных областях[1]:418[13], на остальной же территории людей, превращающихся в волков, называли просто оборотнями[13], но поверья о них очень схожи с поверьями о волколаках[1]:418[11]:44. У словаков и, особенно, у чехов представления о волколаках немногочисленны; у лужичан они также редуцированы и встречаются в основном в Нижней Лужице.[10]:134—135 Южнославянские представления смешивают волколаков с упырями (вампирами)[1][3][7]:508—509, в них, кроме словенских[sl][14]:214[15]:246, эти образы практически сливаются[8]:222[15]:246. Помимо поверий, быличек и бывальщин, волколаки встречались также в небольшом количестве сказок.[16]:237—238
Говоря о древности представлений о превращениях людей в волков на славянских землях, можно упомянуть племя невров, жившее в VI—V веках до н. э. где-то на территории современных Украины и/или Белоруссии, члены которого, согласно пересказываемым Геродотом (ок. 484(?) — ок. 430/425/420 годы до н. э.) в его «Истории» сообщениям, становились волками на несколько дней в году[5]:201[17]:321[18][19]:676, вероятно, зимой[18][20]:154: «Эти люди [Невры], по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик»[комм. 1][21][22]:9. Возможно, имеется в виду обрядовое «превращение».[13][19]:676[23][24]:23 Сопоставление «оборотничества» невров со славянским праздничным ряженьем для некоторых исследователей является одним из аргументов за гипотетичную славянскую природу невров.[25][26]:730[27] Впрочем, нельзя со всей уверенностью даже утверждать, что речь идёт о представлениях самих невров, а не скифов или греков, при том, что у последних они, по-видимому, не были редкостью.[28]:56—61
Самым ранним свидетельством о представлениях о превращении в волков у славян являются, по-видимому, упоминания в итальянских и византийских хрониках[30] сверхъестественных способностей болгарского царевича Бояна (Баяна) Магесника[bg] (ок. 910 — ок. 970)[28]:65[31][32]:289: «Говорят, что Баян настолько овладел магией, что однажды нечаянно превратился в волка или подобного ему зверя»[комм. 3][28]:65[30][33]. В «Слове о полку Игореве» (1185) полоцкий князь Всеслав Брячиславич (ум. 1101) превращается по ночам в волка и добегает в таком виде за ночь до Тмутаракани[2][7]:408[19]:643[34] (впрочем, вполне возможно, что это всего лишь метафоры)[34]:89[35][36]: «Вскочив [Всеслав] от них [киевлян] лютым зверем в полночь из Белгорода, когда нависла тёмная мгла… скакнул волком до Немиги с Дудуток… Всеслав-князь людей судил, князьям города раздавал, а сам ночью волком рыскал; из Киева добежал до [пения] петухов до Тмутаракани; великому Хорсу волком путь перебегал.»[34]:89[комм. 4][34]:85. Образ волка, наряду с образами других животных, приписывается в поэме также певцу Бояну[17]:328 и самому князю Игорю Святославичу[29]:108 (1151—1201). В сербской (Иловицкой) и русской Кормчих книгах 1262 и 1282 годов соответственно упоминаются волкодлаки (первое упоминание слова), гонящие облака и поедающие луну и солнце.[1]:419[7]:408[37]:78 В русских былинах в волка превращается Волх Всеславьевич (Вольга Святославич)[8]:221—222[19]:643[38][39][комм. 5]: «Ко другой-та мудрости учился он, Волх, обвертываться серым волком», «Похотелося Вольги много мудрости… серым волком рыскать да по чистыим полям»[комм. 6][39]. В сербском эпосе в волка превращается герой Змей Огненный Волк[2][18] (прототип — деспот Вук Бранкович, ум. 1485[8]:225). Всё это, по мнению Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова, может свидетельствовать о существовании общеславянского мифологического героя-волка[2].
В XV—XVIII веках верования в волколаков на польских землях не раз упоминались в местных и иностранных исторических хрониках и демонологических работах.[5]:201—202[12]:149[28]:52—56[40]:183—184[41]:150[42] Польские авторы в своих трудах, в рамках господствовавших в Европе представлений, отрицали возможность реального превращения, указывая на его мнимый, созданный дьявольским обманом характер.[28]:52—56[40]:183—184 Одним из наиболее ранних зафиксированных случаев является сообщение о поимке в лесу мазурского крестьянина с обильной растительностью на теле, многочисленными шрамами, якобы от собачьих клыков, и подозрительным поведением, которого обвинили в нападении на скот соседей в волчьем виде, который он постепенно приобретал ко дню Иоанна Крестителя и к Рождеству Христову, его заперли в подвале замка прусского герцога Альбрехта (1490—1568), но ожидавшееся превращение в волка так и не произошло[5]:201—202[12]:148—149[22]:57—59; в дальнейшем его, по-видимому, сожгли заживо[22]:59. В XVII—XVIII веках превращение в волчиц выступало в качестве одного из обвинений в ходе польских судов над «ведьмами».[12]:149
Большинство мифологических рассказов и поверий о волколаках, как и о других персонажах славянской низшей мифологии, записаны в XIX—XX веках. В XX веке традиционные представления об оборотничестве угасают[16]:238, 250[43], что связано, возможно, не только с общим упадком традиционных верований, но и с уменьшением численности волков[16]:250—253, хотя в некоторых регионах рассказы о превращениях в волков всё ещё сохраняют некоторую популярность.[43] В современных городских демонологических представлениях славянские взгляды на волколаков вытесняются образом вервольфов (ликантропов) из западной популярной культуры.[44][45]:238, 245
Слово «волкодлак» общеславянское:
Язык | Формы слова «волкодлак» (полужирным выделены литературные формы) |
---|---|
русский | волкола́к(а) (Мосальский уезд Калужской губернии[46]), волкодла́к[47] (смоленское[48]; вероятно, книжное слово[en] под влиянием южнославянских языков[15]:239—241[34]:90[49]), волкула́к[3][15]:240[50] (воронежское, курское, орловское[15]:240[46]), вуку́ла (смоленское, воронежское)[34]:92[51][52] |
белорусский | ваўкала́к(а)[4], воўколак(а)[15]:240[53][54], вавкула́к[15]:240[54], вовкула́к[55] |
украинский | вовкула́к(а)[1][34]:90[56], вовколак[34]:90, волкулак[54]; юго-западное наречие: вовку́н[32]:289[34]:92[37][57] и вовкуни́ця (ж. р.)[34]:91[58], вовколаб[37]:73[59]; гуцульские говоры: вовку́нка (ж. р.)[58][60]; закарпатские говоры: вовкунак[34]:92, вовчур(ь)[32]:289[61]; лемковские говоры: вовкура́д[56], вовкора́б[34]:92[37]:73[62]; западнополесские говоры: [воўкокула́к], вовкулач [воўкула́ч][63] |
лужицкие | wjelkoraz[64][65][66]:129 |
старопольский | wilkołek (преобладающее)[5]:201[15]:240[40]:176[67][68], wylkolek, vylkolek, wilcolec, wylkolecz; wilkołak, wylkolak[68][69] (самая ранняя форма, впервые упоминается в 1455 году в латинско-польском словаре[15]:239—240[68]) |
польский | wilkołak, wilkołek[5]:201[40]:176[67][68], wilkołap[54] |
словацкий | vlkolák, vlkodlak (диалектное[34]:90), vilkolak, vrkolak[70] |
чешский | vlkodlak[1] («обжора»[71], вероятно, книжное слово под влиянием южнославянских языков[15]:240—241[65][72], в народной речи встречавшееся только в ляшских диалектах как vyl’kodlak[34]:90[65][73]:72) |
старославянский | влъкодлакъ, вурколакъ[2][15]:237[49], вѹрколакъ[74], вѹколакъ[75]:70 |
болгарский | въркола̀к[1][76][77]:204, вълкола̀к[2][15]:240[71], въркола́кът[77]:204[78], вълкодла́к[14]:51[77]:204, въркодлак[77]:204, въклодла́к[8], вълкоедлак[62], фъркулак[77]:204, фърколяк[14]:51 (от греч. βουλκολάκας, которое заимствовано из славянских языков[49]), въртоколак, вракулак, уркулак[14]:212, фъкуляк, вракала̀к, вракалок[34]:91, върлак[65] |
македонский | врколак[49][79], во́лколак[80] |
старосербский | влькодлаци[73]:74 (мн. ч.) (впервые упоминается в сербской (Иловицкой) Кормчей книге 1262 года[81]:1041) |
сербохорватский | вуко́длак[1] / vukódlak[64][82], влокодлак[2], укодлак[65], кодлак[14]:212[65]; хорватское: vȕkodlak[83], kudlak[14]:212[15]:240; хорватское чаковское: vukozlȁk[65][84]:216, kozlȁk, kodlȁk[65]; Тимочская Краина[sr]: врколак[85] |
словенский | volkodlák[2][65], vukodlák[86]:245, okodlák, kódlak, verkodlák[14]:212[54][86]:196, 245, kodlakon[14]:212[54], volcodlac[65] (слово упоминается в 1592 году[15]:240) |
праславянский | *vl̥ko-dlakъ (предположительно), от диал. праслав. *vl̥ko-t/dlak(-ъ)[73]:72 |
Отсюда же название волка-оборотня у литовцев — лит. vilkólakis[65][73]:71[87] / vilkakis[88]; заимствованные из болгарского[73]:75 названия вампиров у балканских неславянских народов[37]:75[65][73]:75[89] — греч. βρυκόλακες[73]:75, арум. vurcolacu, далм. valtudluk[90], рагуз.далм. vukolak[90], транс.рум. vacodlac[90], алб. vurkollák / vurvollák[14]:51[73]:75[80][89], тур. vurkolak[15]:241[31]; заимствованное название пожирающего луну и солнце существа у румын[ro] — рум. vârcolác[65][73]:75; и их диалектные варианты[73]:75. Неологизм вурдала́к, введённый в русский язык А. С. Пушкиным (стихотворение «Вурдалак» из цикла «Песни западных славян», 1835) и А. К. Толстым (готический рассказ «Семья вурдалака», 1839) и используемый преимущественно по отношению к упырям и вампирам, является совмещением и искажением нескольких балканских форм.[15][50][73]:76
Первая часть названия происходит от слова волк (праслав. *vьl̥kъ)[50][55][56][84]:216 и изменялась соответственно ему в конкретных языках.
Вторая часть, согласно классической гипотезе[1]:418[11]:46, соответствует церк.-слав. длака, сербохорв. дла̏ка, словен. dláka, то есть «волосы», «шкура», «шерсть»[1]:418[2][50][55][56], «конский или коровий волос»[91], отсюда же русское кудла[92], праславянская лексема в этом случае реконструируется, как *dolka? или *-dolkъ[56][93].
Причина альтернации дл//л в волкодла́к—волкола́к и о//у в волкола́к—волкула́к в упрощении групп согласных и субституции лабиализованных коррелятов[94].
Согласно принимаемой ныне большинством исследователей другой версии[54], второй элемент, возможно, происходит от балто-славянского *dlak(i)as — «медведь»[95], ср. прусск. *tlokis / clockis (*klokis), лит. lokỹs, латыш. lâcis[2][54][67][96]:360—361, латг. lōcś[54][75]:69; что родственно греч. ἂρκτος, хетт. ḫartagga- (ср. LU ḫartagga — «человек-медведь», «медвежий человек»[75]:73) , др.-исл. art и др. В данном контексте предлагается праславянская реконструкция второй части, как *dlaka — «медведь», а позиция лингвистов, считающих такую реконструкцию ошибочной — недостаточно обоснованной.[75]:71 В этой связи отмечается, что термин «волкодлак» может быть одного происхождения с лит. vilktakis[73]:71 и тождествен по смыслу именам: др.-исл. Ulf-biorn[2][54], Biǫrn-olfr[54], др.-в.-нем. Wulf-bero[2][54], Bero-ulf, вестгот. Ber-ulfus[54][75]:73—74. Совмещение способностей превращаться в волка и медведя описано в древнерусской книге «Чаровник»[2] и в поверьях Закарпатья[1]:418. «Волкодлак» могло означать также «мужчина с чертами медведя или волка».[73]:73
Ряд исследователей совмещают обе вышеозначенные гипотезы, полагая, что второй компонент изначально был древним индоевропейским названием медведя, но в дальнейшем, в связи с табуированием названия этого зверя, сохранился только в качестве обозначения шкуры[54][73]:71 (или наоборот[73]:72). М. М. Валенцова, впрочем, сомневается в этой версии, так как оборотничество в волков и медведей в дошедших до нас верованиях совмещалось очень редко.[54]
Альтернативные толкования: «волк с конским, коровьим волосом, шкурой»[13], «волчье кодло, род»[29]:27[97], отождествление со вторым компонентом фракийских сложных антропонимов -ταλκης[96]:360—361. Предположение, что звук д во второй части появился в южнославянских языках вторично, вследствие приравнивания её к длаке-шкуре, а в западно- и восточнославянских языках этот звук появляется только в книжных формах[34]:90—91[65][73]:71—74, позволяет ряду лингвистов толковать вторую часть или как суффиксы -ol-ъ и -ak-ъ[34]:91[67], или как *lakъ — «одежда», «кожа» (с праславянской исходной формой *vьlkolakъ)[34]:90[65], или как *likъ — «лик», «лицо», «внешний вид» (с исходной формой *vьlkolikъ — «имеющий волчий вид, внешность обличие»)[34]:91, или как *lakati — «подстерегать», или как *lačiti — «медлить», «следить, идя следом»[98].
Украинские карпатские варианты вовколаб, вовкурад и вовкораб[37]:73 очевидно являются эвфемистичными (в связи с опасением упоминать имена злых сил) контаминациями[34]:92[37]:75[56] слова «вовкулак» со словами «лаба» (лапа)[34]:92, «рад» (радующийся, любящий)[37]:75—76[56] и «раб»[34]:92, соответственно. Юго-западноукраинское слово вовкун прозрачно образовано при помощи суффикса -ун.[37]:76 Смоленское вукула образовано из «волколака» под влиянием имени Вукол.[34]:92 Вторая часть лужицкого wjelkoraz, возможно, происходит от слова образ[65], либо — производное от *raziti (ср. в.-луж. zarazyć — «убить»)[64][99]. В хорватском диалектном (vu)kozlȁk, zlȁka это местное dlaka.[81]:1064
Также волкодлака в славянском языке, согласно Вяч. Вс. Иванову и В. Н. Топорову, называли словом, произошедшим от глагола vedati, «знать»: укр. віщун, «волк-оборотень», др.-чеш. vedi, «волчицы-оборотни», словен. vedоmci, vedunci, vedarci, «волки-оборотни». На древность этого слова указывают родственные названия волка: др.-исл. vitnir, хетт. uetna.[2][19]:644 То есть во главе угла ставилось ведовство как причина превращения.[19]:644
Волк — один из центральных, наиболее мифологизированных[66], опасных и почитаемых диких животных в славянской народной традиции.[11]:45—47[12]:148[32]:289[100]:287 Вероятно, у славян некогда существовал его культ.[11]:45—47[17][23][101] Среди основных характеристик образа волка: жизнь в дикой природе, хищничество, связь с кровью, хтоничность, связь с темнотой, связь с умершими, его брачная, мужская и эротическая символика, связь с нечистой силой (волк может отождествляться с ней, страдать от неё или, наоборот, быть для неё опасным) и некоторые демонические свойства, наличие у волков «хозяина», период разгула волков зимой, совпадающий с периодом активизации нечистой силы, посредническая функция волка между людьми и богом и людьми и нечистью, определение волка как «чужого», связь с пересечением границы и переломными моментами, наибольшая близость образа к образам, с одной стороны, медведя, а с другой — собаки; использование частей тела и имени волка как магических средств «для приобретения отпугивающих свойств, агрессивности, жизненной силы и здоровья». В той или иной степени все эти воззрения были перенесены и на образ волколака.[16]:238—239[32]:289—290[40]:147, 151[66][77]:56—57[102]
Распространено мнение, что представление о волколачестве, как и в целом об оборотничестве, восходят к тотемизму[19]:644[23][24]:23[32]:290[54]:46[103], при котором осуществлялись обряды переодевания в шкуры тотемных животных[103]. У славян был распространён обычай наряжаться в волчьи маски и костюмы на новогодние праздники, на Масленицу и по некоторым другим поводам[8]:219[25][27][77]:205[104][105], что может рассматриваться как имитация оборотничества[19]:652[102]. В ходе разрушения языческих верований и укрепления христианства отношение к волкам изменилось с нейтрального на отрицательное[29]:162—163, также и оборотничество, рассматривавшееся некогда как знак «приобщения индивида к божественному либо священному животному»[19]:670, стало рассматриваться негативно[29]:162—164[77]:205 и считаться «знаком-символом нечистой силы или её атрибутов»[19]:670. Соответственно, предполагается, что раньше возникли представления о добровольном превращении в волков, тогда как другие типы оборотничества появились под воздействием христианства.[5]:203[29]:162—177 Опираясь на то, что, за исключением превращений целых свадеб, рассказы о волчьем оборотничестве женщин у славян весьма редки[29]:171[37]:74[45]:238[97], выводят, что представления о волколаках являются фольклоризацией сопровождавшихся употреблением изменяющих сознание веществ архаичным обрядам юношеской инициации, которые у древних славян якобы сопровождались ритуальным перерождением в волков[8][19]:679[40][77]:55[106], и последующим «волчьим» союзам молодых воинов, которые обособлялись от социума, жили в лесу и занимались разбоем[8]:221—223[17][29][40][106][107]; отголоски этих явлений видят, например, в польских и украинских обрядах инициации в мужские общины XIX века[8]:219—220, 223[40]:147—148 и в украинских представлениях о запорожских казаках и благородных разбойниках начала XIX века[29]:180. Волколачество могло также служить метафорой для военных походов, в которые отправлялись молодые воины-«волки».[6]:231[108]:67 Предполагается также, что представления о волколачестве могут быть следом поклонения индоевропейцев богу-волку — богу воинов[17][108], мира мёртвых и плодородия[108]. Представления о превращении свадьбы в волков связываются одними исследователями также с тотемизмом, так как свадебные группы некогда означали родовые группы.[103] В восточнославянском народном творчестве волками могли называть практически всех участников свадьбы.[19]:681 Другие исследователи связывают эти представления с древней формой брака, так называемым умыканием — похищением невесты.[2][8]:223—224[13]
Впрочем, есть и скептические мнения относительно этих теорий, отрицающие связь древних обычаев и верований с позднейшими представлениями, которые вполне могли возникнуть и самостоятельно.[28][100]:272—279, 287[105][109][110]:292 Например, указывается на возможную связь народных взглядов на оборотничество с христианскими литературными источниками: пересказывавшими античные сообщения[28][110]:292, 297 нравоучительными повествованиями[110]:292, демонологическими работами[28], апокрифическими сказаниями[110]:292, отголосками немецких и французских судов над «оборотнями»[28].
Образ волколака служил демонической персонификацией негативных, тревожных, нарушающих гармонию явлений общественной жизни.[16]:239 Исследователи объясняли бытование мифов о волколаках психическими расстройствами, приводящими к звероподобному поведению (т. н. клиническая ликантропия и др.)[12]:149—150[42][100]:287[111]:511, рождением детей с атавистическими признаками (волчьей пастью, хвостом[24]:23, густым оволосением лица[5]:202) и просто «диким» внешним видом[12]:148, 150 и т. п. Слухи об оборотнях могли сознательно распускать люди, воровавшие скот[111]:511, и бродяги, ходившие по деревням, рассказывая душещипательные истории о том, что они ищут родственников, превращённых в волков, или о том, как они сами долго были волками, и получая подаяние от растроганных селян[16]:245—246[40]:144[69][112]:70[113]. За историями нахождения человеческого тела под волчьей шкурой или превращения волка после гибели в человека могли стоять случаи намеренного или случайного убийства людей охотниками, пытавшихся таким образом избежать наказания.[12]:151 Представления о страдающих заколдованных волколаках могли возникнуть и в результате наблюдения старых дряхлых волков, которые больше не могли охотиться.[4]:72 За историями о нетипичном поведении волков могли также стоять случаи бешенства.[12]:154[100]:287 Н. А. Криничная отмечает, что, хотя во многих бывальщинах названы имена конкретных, ещё живых людей, как правило из соседнего поселения, но, когда приходишь к ним с расспросами, они как правило подтверждают историю, но утверждают, что она случилась не с ними, а с другими, опять-таки конкретными людьми из другой деревни.[19]:680—681 Б. Барановский[pl] указывал, что чем дальше от места действия была записана история о «волколаках», тем больше в ней появлялось небывалых подробностей.[12]:154
По природе превращений мифологических волколаков можно разделить на три основные группы: превращающиеся сознательно при помощи колдовства, превращённые против своей воли чужими чарами, и превращающиеся самопроизвольно время от времени.[5]:203[12]:149[41]:148[86]:196[103][110]:293[114]:478—479[115][116] В зависимости от природы превращения, различаются и способы.[114]:479 Большинство из них символизирует приобщение к иному, звериному, хтоническому, миру, пересечение границы между мирами.[1]:418—419[19]:693[114]:479—480, 523[117]
«Жылі два саседы. Багаты быў вядзьмак, а бедны — добры чалавек. Бедны купіў каня і вывеў на выган, а багаты ўзяў тры нажы, утачыў у зямлю і пачаў куляцца. Перакуліўся праз адзін нож — у яго галава стала воўчая, перкуліўся праз другі — тады ўвесь стан стаў воўчы, ён перакуліўся праз трэці — тады і ногі зрабіліся воўчыя. Тады ён паляцеў і задушыў каня, а бедны выняў адзін нож. Воўк бяжыць назад к нажам, штоб адвярнуцца назад у чалавека. Прыбег. Як перакуліўся праз адзін нож — тады стала галава чалавечая; як перакуліўся праз другі нож — тады ўвесь стан зрабіўся чалавечы; перакуліўся трэці раз, але ногі засталіся воўчыя, бо не было трэцяга нажа.»
белорусская легенда «Вядзьмак-ваўкалак»[118]
Способность колдуна или ведьмы превращаться в волка является частным случаем их способности к оборотничеству. В восточнославянской и польской традициях это центральный мотив представлений о волколаках.[114]:485 Народ описывал несколько способов добровольного превращения человека в волка: нужно прочитать тайное заклятие[6]:229[38][53]:254 и затем выполнить то или иное действие. Часто указывали, что нужно перекувырнуться, перепрыгнуть или перешагнуть[114]:480 (один раз или трижды, по разным источникам) через или воткнутые в землю остриём вверх (что символизирует смертельную опасность), в пень, в порог или стол несколько (1, 2, 3, 5, 7, 9, 12 или т. п.) ножей или колов[38][53]:257, 485[119][4]:71[7]:409[19]:693 (пять ножей могли символизировать конечности и хвост волка[4]:71[53]:257), или через воткнутый топор[13][19]:693[110]:294, или через коромысло (Вологодская губерния)[13], ухват[110]:295, забор[1]:419[114]:523, перекрёсток[1]:419[120]:134—135, неперекрещённый при рубке осиновый пень — либо ухватившись за него зубами, либо положив на него гребень или щепку[1]:419[112]:264, через нагнутую берёзу (Гомельская область)[114]:523, через колоду[1]:419 или болотную руду (белорусы)[121], ров[1]:419, ручей (белорусы)[40]:146, кротовину (словенцы)[86], или обруч. Среди других способов: набросить на себя кольцо из мочала[3], перебросить через себя корзину (Смоленская губерния)[13], пролезть через хомут (украинцы)[1]:419[19]:692[59] или через старое колесо без осей (белорусы)[122]:40, перешагнуть через лежащий под порогом или под доро́гой пояс ведьмы (Волынская область)[1]:419, воткнуть заговорённый топор в пень[19]:694, раздеться донага или (у украинцев) переодеться в ветхую одежду[1]:419, обежать вокруг семи деревьев по семь раз (поляки)[12]:150, надеть одну из девяти шкур[de], которые, якобы, сбрасывал волк (кашубы)[1]:418—419, перейти в полдень межу между земельными участками (лужичане)[123]:471, изваляться в навозе (словенцы)[86]:196, натереться соком ивановской травы (белорусы)[122]:41. В тех случаях, когда предполагается повторяющееся несколько раз действие, превращение могло происходить постепенно.[12]:150[114]:480, 544 Считалось, что для обратного превращения нужно было совершить те же действия, что и при превращении, но наоборот: перекувырнуться через называвшиеся объекты, перешагнуть через пояс, вынуть топор из пня[1]:419[19]:701—702[114]:523 Однако, если этот предмет будет кем-то украден, в то время как волколак находится в виде волка, то он останется им навсегда.[19]:702[92][114]:480 Кроме того, у неопытного человека, обернувшегося в подражание колдуну, могло не получиться обратное превращение.[6]:230[19]:702[114]:483 По отдельным польским представлениям, если ведьма будет убита в образе волчицы, то её труп превратится в человеческий.[114]:544
«Ехали молодые к венцу и, проезжая мимо мельника, они не слезли и не поклонились ему. Мельник сказал: „Ну, будете ж вы целый век бегать и кланяться“. И в тот же миг „уся асістэнцыя“ — молодые, дружки, сваты — превратились в волков и побежали, но уже никогда не превращались в людей»[124]
Повсеместно считалось, что колдун или ведьма могут превратить человека в волколака (укр. зро́блений[110]:293 — «сделанный» волколак), в основном из мести, против его воли.[114]:490[115][123]:469 Он мог прочитать заклятие[110]:294 и или наслать на него ворожбу по ветру[1]:419[13] (Черниговская область), или вылить под ноги отвар из липового лыка (Волынская область)[1]:419, или накинуть на жертву волчью шкуру[110]:294[114]:518, или опоясать поясом, шнурком, верёвкой либо лентой (пояс здесь и медиатор между своим и «иным» миром, и узы, связывающие жертву)[114]:51—7518, или накинуть на шею ярмо (у украинцев)[110]:296, или трижды ударив о порог топором, чтобы превратить того, кто пройдёт через дверь[112]:264, или дать заклятую пищу либо зелье (например, отвар из кручёного лыка — у поляков, вино — у уральских казаков), при этом часто превращаются не те, кто задумано[114]:515, или плюнуть в глаза (у украинцев)[110]:295, или вынудить колдовством или хитростью пролезть через хомут[114]:516—517, или связать вершины двух растущих над дорогой рябин и зарезать на них трёх непоющих от старости петухов, так чтобы кровь капала с рябин на проезжающих под ними людей (Витебская губерния)[53]:254[114]:514, или ударить палкой по лицу[114]:524. Среди сюжетов о насильственном превращении в волка были: отвергнутая женщина превращает мужчину, тёща — нелюбимого зятя, жена — мужа, мачеха — пасынка[1]:418[13][102]:460[114]:490, невестка — деверя[12]:153, колдун превращает своего сына в качестве наказания[7]:412, дети колдуна превращаются, нечаянно выпив волшебное зелье, предназначенное их отцом для кого-то (Смоленская губерния)[13][19]:695[114]:515. Обычно считалось, что колдун может превратить в волка только на определённый срок (1, 3, 6, 7, 9, 12, 25 дней, недель, месяцев, лет), но обычно не навсегда.[1]:419[5]:204[13][19]:675[112]:67[114]:535 Впрочем, украинцы и словаки иногда считали, что заклятие становится необратимым, если колдун умирает[1]:419[125], хотя в Закарпатье и Полесье, напротив, было представление, что колдун не способен умереть (или умирает трудной смертью), пока жив или не расколдован волколак[1]:419[114]:522. У русских встречалось поверье, что колдун, превратившийся в волка в новолуние или на Святки, может укусить человека, посредством чего превратить его в волка на семь лет; тот мог избавиться от чар раньше, если укусит в это же время другого человека, передав образ волка ему.[8]:217[126] Кроме того, на человека мог набросить волчью шкуру, превратив в волколака, святой Николай по чешским поверьям[1]:418, или святой Юрий у южных славян[1]:418[65], а в Полесье встречались истории о превращении в волколака Богом[114]:524.
У восточных славян и поляков были широко распространены представления, что колдун или ведьма могут превратить в волколаков целую свадьбу[5]:204[12]:152[19]:680[114]:496[123]:467 (это частный случай более общего мотива о колдуне или ведьме, портящих свадьбу, если они против неё или если их не пригласили на торжество[110]:293[114]:496). Для этого им нужно было прочитать заклинание и или опоясать всех гостей заговорёнными поясами[1]:419[111]:506[114]:518, или положить такой пояс (иногда указывается, что скрученный из мочала[3]) под порог, через который перешагивают все гости[114]:518, или закопать на перекрёстке, по которому проедет свадебный поезд[19]:671, или вырыть на этом перекрёстке небольшую канавку[127], или бросить клубок под копыта лошадей (Новгородская губерния)[123]:470, или перебежать дорогу свадебному поезду в облике волка (Волынская область)[1]:419, у белорусов также — или перекинуть через поезжан горошину из стручка, в котором было столько же горошин, как участников поезда, или перетянуть через дорогу нитку[112]:67. Превращённые обычно сразу убегали в лес.[19]:644[114]:481 Таких волколаков можно было распознать по надетой на них праздничной одежде[13], или хотя бы по повязанным на гостях белым и красным рушникам[7]:411, или по рушникам, превратившимся в белые полосы на шкуре[110]:296[114]:497, по лентам на невесте, по букетику цветов у жениха[7]:411, по бегающим вместе заколдованным жениху и невесте[1]:418[53]:254. В Гродненской, Харьковской губерниях и на Урале считали, что, чтобы предотвратить превращение свадьбы в волколаков, старший дружка должен знать специальные отговоры, которыми он бы мог ответить на заговоры ведьмы.[1]:419[13][40]:143—144[111]:507—508 В Архангельской губернии считали, что свадебный поезд не должен отправляться без так называемого отпуска («напутствия») колдуна.[13]
Перечислены многочисленные способы того, как можно было избавиться от заклятия раньше срока его истечения. Большая группа способов обратного превращения связана с соприкосновением с чем-то, относящимся к человеческому миру.[114]:480 При этом помочь принять обратно человеческий вид волколаку могли другие люди: нужно было или перекинуть через него пояс, собственную разорванную одежду, грабли (Витебская губерния)[112]:69 или вилы (у белорусов)[1]:419[112]:69[114]:532; или натянуть через дорогу нитку и пропустить под ней волколака, а потом разорвать её (Витебская губерния)[112]:69; или воткнуть нож в тесто в квашне[53]:255[114]:523; или дать ему съесть хлеба (у украинцев[1]:419[40]:155 и словенцев[14]:214[86]:197[120]:136—137) либо кусок свадебного каравая (у белорусов)[112]:69; или назвать его по имени[1]:419[41]:149[114]:530 (зов по имени устанавливает магический контакт с человеком и возвращает его из «иного» мира; если имя не известно, то можно попробовать поперечислять имена[114]:530); или надеть на волколака снятую с себя одежду (Архангельская губерния[13][19]:701, Полесье[114]:530; это своего рода обратное действие накидыванию шкуры[114]:530) или пояс, на который предварительно навязать узлы, и при навязывании каждый раз говорить: «Господи помилуй»[19]:701[114]:530; или разорвать свою одежду и кинуть ему вслед[114]:529; заколдованным членам свадьбы нужно сыграть на скрипке свадебную песню (у белорусов)[112]:68—69. В отдельную подгруппу можно выделить контакт волколака с чем-то христианским: или совершить над ним христианский обряд — перекрестить, помолиться, привести в церковь, отслужить над ним молебен, повенчать; или накрыть его поясом либо облачением священника[114]:532—533; или накинуть на него скатерть, на которой освящали пасхальную еду[128]; или дать ему благословлённую еду (Новгородская область[13], Словения[120]:137—138); или волколак должен услышать звон пасхальных колоколов[114]:532; или его мог расколдовать святой Николай (у поляков)[12]:155[40]:144. Есть также украинское описание более сложного обряда: нужно постелить рушник, перед ним воткнуть нож, поставить на рушник икону и положить хлеб, зажечь свечу и сказать: «Просим вас до хлеба-соли и до святой иконы. Отверни тебя Господи и очисти тебе тело святыми молитвами».[110]:296 Быличка из Псковской области рассказывает о том, как волколаков расколдовали, приманив звуками волшебной дудочки и обкурив куском савана попадьи-колдуньи.[13] Другая группа способов предлагает попробовать снять с волколака волчью шкуру: или вытряхнуть его из неё (у украинцев)[19]:700[59][111]:509; или привязать волколаков хвостами и испугать, чтобы они побежали в разные стороны, оставив связанные шкуры[19]:700; или разорвать снятую волколаком на время шкуру (у словенцев)[86]:197. Сюда же примыкают истории о превращении волколака в человека, если его ударить[114]:524 или вилами между глаз (Волынская область)[1]:419[40]:155 (так как превращение, в том числе и обратное, — это своеобразная смерть[19]:699), или палкой по пасти (Смоленская губерния)[13], по голове либо по спине; иногда это происходит случайно, например люди бьют волколака, чтобы отогнать, или его кусают собаки[114]:524 либо волки[112]:69, или его задевает рогом вол, или он цепляется за колышек в заборе либо за дерево[114]:524. Отдельно стоят такие способы как: или искупаться в проточной воде; или пробежать между ногами того, кто пустил волком (у украинцев)[6]:230[114]:523; или кинуть в волколака навозом (Брестская область; навоз как источник плодородия широко использовался для отгона нечистой силы)[114]:531; или расколдовать его при помощи заговора[114]:533; или разрезать заговорённый пояс[114]:529, также заклятье спадёт, если он сам протрётся и лопнет[18][19]:701[114]:528—529; или забить два осиновых клина в углах избы (у белорусов)[40]:144. Вообще, главной трудностью в помощи волколаку принять прежний вид считалось именно узнать его среди других волков.[13] Однако белорусы считали, что если волколаку помогает принять прежний облик женщина, то она рискует в это время сама превратиться в волколака.[112]:70 В ряде историй заклятие снимает тот, кто его наслал, либо сам совершая магическое действие, либо указывая, что нужно сделать; есть даже представления о том, что это может сделать только он.[53]:255[114]:521 Впрочем, в некоторых местах считали, что заклятье невозможно снять до истечения срока.[114]:519 Характерным мотивом является, что при обратном превращении на волколаке лопается волчья шкура или заколдовавший его пояс.[1]:419
Обереги от превращения в волколака были практически не известны.[1]:419[110]:293 Украинцы считали, что колдун не сможет превратить человека в волколака, если скрыть от него его настоящее имя.[1]:419[19]:698 В Киевской губернии для защиты от превращений молились святому Вуколе (Вакуле).[1]:419 Украинцы также считали, что тот, кто уже был когда-то волколаком, больше им стать не может.[8]:217[59]
Помимо этого, встречались поверья, что у некоторых людей есть врождённые (укр. роди́мий[110]:293 — «врождённый, прирождённый, природный» волколак) или приобретённые своими действиями способности к периодическому оборотничеству.[115] Данный тип превращения распространён в поверьях поляков, на Балканах, в Украинских Карпатах и в меньшей степени в Полесье[114]:479, 512 (в русской[114]:510 и белорусской[4]:72 традициях он встречается очень редко). Волколаками могли стать дети, родители которых нарушали определённые запреты[114]:512: так, волколачество угрожало детям женщины, увидевшей во время беременности волка, особенно после захода луны (у украинцев и словенцев)[37]:78[59][86]:197, или съевшей мясо убитой волком скотины (у украинцев)[37]:78[59]; тем, чьи родители работали в праздник[7]:412[102]:460; детям, зачатым или в запрещённый для половых отношений день (в церковный праздник либо в пост)[114]:509, например, под Пасху (Волынская область, Бойковщина)[1]:418[10]:136[59][129] либо в воскресенье[102]:460, или в полночь[10]:136, или просто в «злую» минуту[7]:412. В данном типе поверий проявляется мотив искупления, которое несёт последующее поколение за грехи предыдущего.[114]:510, 512 Рождение в определённый период также обрекало на превращения в волка: например, во время Святок (центр Северной Болгарии[bg])[20]:155 или под определённой планетой (на Покутье)[37]:78[40]:151—151[102]:460. Волколаками могли стать дети женщины, забеременевшей от волка (Житомирская область[114]:513, Бойковщина[129], Словения[86]:197) или от упыря (Словакия)[70], двоедушники (существа с двумя душами и иногда сердцами[32]:291; Польша[12]:151 и Украинские Карпаты[1]:418[32]:291[130]), проклятые родителями дети[1]:418[13][86]:196[102]:460, те, чьи крёстные во время крещения думали о волколаках[40]:146, а также седьмой ребёнок[en] одного и того же пола подряд в одной семье[10]:136[40]:146. Украинцы[6]:231[37]:78 и словенцы[86][120]:136 считали, что волколаки рождаются ногами вперёд, украинцы также — что с зубами[6]:231[37]:78, а словенцы — что «в сорочке»[86]:196. Впрочем, словенцы считали, что такой ребёнок может избежать судьбы волкодлака, если его соответственно правильно перевернуть при рождении или пришить кусок его «сорочки» к его плечу.[86]:197 Также в волколака могли превратиться после смерти[5]:203[86]:196 некрещёные или неправильно окрещённые младенцы[12]:151[18][19]:678[114]:512, самоубийцы[18], совершившие какой-нибудь особый грех (например, в «Хрониках познаньских бенедиктинок» (польск. Kroniki Benedyktynek Poznańskich) за 1609 год один купец-лютеранин по имени Ридт, живший поблизости от нового женского бенедиктинского монастыря[pl] в Познани, сравнил ежедневное пение монахинь с волчьим воем[en], внезапно скончался, в день смерти превратился в волка, и раскаялся в этом грехе, уже будучи обречённым бродить по лесам в образе волка до Страшного суда[131][132][133])[12]:153[40]:149, 152 и преступники (Гомельская область[1]:418, Польша[12]:152[40]:152) и колдуны с ведьмами[18][19]:682[70]. Чешский источник сохранил легенду о польской семье Ласких из-под Ленчицы: в проклятие за убийство одним из их предков святого Станислава (1030—1079) по приказу короля Болеслава II Смелого, каждый год один из членов рода должен был превращаться в волка и уходить на год в лес, в частности, один из потомков убийцы краковского епископа Зигмунд Лаский (чеш. Zikmund Laski), молодой рыцарь короля Яна III Собеского, участвовавший в 1683 году в Венской битве, и исполнивший обещание вернуться после битвы к Регине Герстенкорновой, дочери каcтеляна черногорского замка «Черная гора[cs]» Кристиана Герстенкорна, на которой намерен был жениться и одновременно надеявшийся преодолеть родовое проклятие, все же якобы превратился в волка и был убит 7 мая 1684 года местным лесником-тёзкой святого Станислава, но перед смертью рассказавший свою историю причащавшему его священнику (вероятно, это переложение ирландской легенды об оборотнях из Оссори).[134][135][28]:53[40]:184 Под Познанью рассказывали, что для распознания волколака нужно трижды обойти подозреваемого с хлебом во рту, волколак при этом должен начать превращаться в волка.[40]:155 В Польском Поморье считали, что регулярным превращениям может положить конец отрезание хвоста.[40]:156
При превращении руки волколака покрываются шерстью и превращаются в лапы, он встаёт на четвереньки.[1]:418 За очень редким исключением, он больше не может говорить по-человечески, способный только выть.[19]:669[114]:542 Впрочем, подробности превращения указываются редко.[16]:239—240[19]:646
Волколака описывали в основном как абсолютно обычного волка[1]:418[16]:240[29]:170, однако, иногда указывается на определённые странности во внешности и поведении[1]:418[41]:149. По некоторым представлениям у волколаков сохранялись отдельные человеческие признаки, так в Калужской губернии считали, что суставы на задних лапах у волколака повёрнуты вперёд как у человека, а не назад, как у волка[1]:418, в Гомельской области — что у него человеческая тень[1]:418[114]:538, в Смоленской губернии — человеческое отражение[13][114]:538, в Полесье — человеческий запах[114]:538, белорусы — человеческие глаза[136], в Черкасской области — человеческие следы от задних лап[114]:538, у лужичан есть быличка, в которой волколаки способны свистеть, засунув переднюю лапу в рот[10]:134, в Брестской области говорили, что он способен складывать лапы на груди[114]:538, в Закарпатье — что зубами может вырвать у охотника ружьё[32]:291, на Русском Севере считали, что в местах, где не растёт шерсть, у волколака просвечивает одежда или торчат её лоскутки[19]:666. Если охотники убивали волколака, то под его шкурой находили человека и/или одежду или её остатки, украшения, деньги[1]:418[19]:651—652[102]:461, в одной быличке из Гродненской губернии нашли даже скрипку заколдованного музыканта[19]:652[40]:143[53]:257. В Витебской губернии рассказывали, что волколак при ранении мог вскрикнуть «ах», а над его трупом могут собраться и долго выть волки.[53]:255 Из этого, а также из мотивов накидывания на человека волчьей шкуры, чтоб превратить его в волка, и её растрескивания или разрывания при обратном представлении, можно сделать вывод, что волчья шкура мыслилась как внешняя оболочка, в которую заточён волколак, скрывающая и связывающая его человеческую сущность.[114]:518 Во внешнем виде волколаков могли появляться и некоторые новые черты, не характерные ни для волков, ни для людей, так кашубы считали, что глаза волколака выглядят как горящие угли[1]:418, белорусы и поляки — что у волколаков большая голова и два дополнительных глаза на затылке, помогающие им видеть во все четыре стороны[12]:153—154[38][41]:149[100]:287, поляки[5]:203[12]:154[40]:139, белорусы[53]:253 и гуцулы[37]:80 — что волколаки крупнее, сильнее и неуязвимей обычных волков (например, по некоторым представлениям, их не берут неосвящённые пули[12]:154).
Отличительной чертой врождённых волколаков в человеческом облике считались различные зооморфные признаки[16]:241: у поляков и южных славян — волосы, напоминающие волчью шерсть[2][3][5]:202, у западных славян — сросшиеся брови (т. н. «волчий глаз» у южных славян[96]:123) и наличие хвоста[5]:202[10]:135[16]:241, у словенцев — «волчьи» зубы[86]:196[120]:136—137, у поляков — злой взгляд, бледное лицо и чрезмерное оволосение лица, выступающие позвонки[16]:241, дырочка в коже подмышкой, через которую её можно вывернуть на изнанку, то есть на сторону волчьей шкуры[16]:241[40]:153[102]:461. В Закарпатье считали, что вовкун нападает на людской скот и после смерти, а гроб с его телом способны сдвинуть с места только два вола-близнеца.[137]
Когда же заколдованный волколак вновь становится человеком, он, по разным поверьям, оказывается голым (потому что одежда истлела)[1]:418[114]:542, заросшим шерстью (Смоленская губерния)[13], с ободранными (Полесье)[97][114]:484 или мозолистыми (Польша)[5]:204—205 руками, так как ходил на четвереньках, немым (у украинцев)[1]:418, нелюдимым, «диким»[19]:669. В нормальное человеческое состояние он приходит, когда надевает новую одежду[114]:543, пробует человеческую еду, когда слышит звон колокола (у украинцев)[1]:418[114]:532, парится в бане (Смоленская губерния)[13]. Встречались поверья, что у бывшего волколака навсегда остаются[114]:543, особенно если процесс превращения прошёл с помехами[114]:544, шерсть на различных участках тела[114]:543 (даже под языком[18][19]:667), волчьи лапы, хвост[1]:418[19]:667[114]:544, рот, глаза или клыки[114]:543, большие сросшиеся брови и красные глаза (Гродненская губерния)[11]:45[53]:256[114]:543, искривлённые по-волчьи ладони или ступни, дикий взгляд[114]:543. Раны, которые оборотень получал в волчьем состоянии, не исчезали и по превращении в человека.[16]:240[19]:690—691[40]:149 В одной украинской быличке вернувший человеческий вид волколак оказался гораздо старше, чем должен бы быть, так как в волчьем облике каждая неделя шла ему за год.[110]:295
У поляков[1]:418[16]:240, лужичан[10]:134, словенцев[86]:196[120]:137—138 и в Ровненской области[114]:494 изредка встречается представление о волколаке как о получеловеке-полуволке (ср. Бугул-Ноз, Лугару), у которого волчья верхняя часть тела или только голова. Согласно польской легенде, Иисус лишил этих существ двуногости в наказание за попытку съесть человека.[16]:240, 243[40]:140—141
В древнерусской отреченной книге «Чаровник» говорится, что способность превращаться в волка необходима для способности превращаться в медведя.[2][19]:645 В Закарпатье полагали, что волколак превращается один месяц в волка, а следующий — в медведя.[1]:418 Н. А. Криничная предполагает, что такая двойственность обусловлена тем, что при родоплеменном строе род медведя мог входить во фратрию волка.[19]:645 По южнорусским и украинским поверьям, волколаки, помимо волков, превращаются обычно в чёрных собак[8]:217—218[13] и кошек[13]. В народных верованиях собака в некоторой степени приравнивается к волку, но в такой же мере она и противопоставляется ему, например, в народных сказках облик собаки выступает парой облику волка в состязании между способными к превращению героем и его антагонистом.[19]:651
Представления о поведении волколаков разнятся.[1]:419 В большинстве случаев считалось, что они сохраняют человеческий разум[1]:418[19]:667, но встречаются рассказы, в которых бывший волколак не помнит ничего из того, что с ним происходило в волчьем облике, как будто он был без сознания[19]:668.
Колдуны и ведьмы обычно превращались в волка ночью и возвращались к человеческому виду наутро.[19]:674[111]:506 Цель их превращения в волков не всегда определена рассказчиком, обычно просто говорится, что они «бегают волками»[13], но когда она указывается, то это обычно нападение на скот, запугивание или убийство людей[1][13][16]:242[18] (иногда даже спящих дома[18]). Также «знающие» люди превращались в животных, чтобы быстрее перемещаться по местности. Мать в образе волка может не пускать сына на вечеринку.[123]:469 У украинцев были поверья, что в волков способны превращаться запорожские казаки[8]:222[29]:171—172, особенно характерники[29]:171—172, например такая способность приписывалась Ивану Серко (ок. 1610—1680)[6]:231[101] и другим атаманам[29]:160, 172.
Те, кто являются волколаками с рождения, превращаются в волков в определённое время дня, чаще по ночам[1]:419[7]:413[138] и/или в определённое время года[66]:129. У украинцев были поверья, что волколак один месяц является волком, а другой человеком[59], или что в волка он превращается в день святого Юрия (23 апреля (6 мая)), а в человека — в день Николы Зимнего (6 (19) декабря)[139][138], или что обратное превращение происходит на Пасху или в рождественский Сочельник (24 декабря (6 января))[114]:535. Поляки считали, что превращение происходит в определённые праздники: День святителя Николая (6 декабря), День святой Люсии (13 декабря), на Рождество Христово (25 декабря), в День трёх царей (6 января), в ночь Пасхи, в Праздник Тела и Крови Христовых, на Рождество Иоанна Крестителя (24 июня), в Праздник Богородицы Ягодной[pl] (2 июля).[12]:150[41]:148[114]:535 В некоторых местах (Украинские Карпаты, Словакия, в меньшей степени Полесье) связывали превращения с фазами луны (полнолунием, новолунием, молодым или старым месяцем).[70][114]:535[125] Обычно считалось, что такие волколаки, не контролируя своё поведение, охотятся на домашнюю скотину и людей.[7]:413[59] Они могут нападать даже на своих близких. Так, повсеместно были распространены бывальщины о том, как муж-волколак неудачно атакует свою жену, а потом она узнаёт его по куску её платья, застрявшему у него в зубах.[1]:418[32]:292—293[40]:149—150[70][130] У гурали в Словакии была записана сказка о том, как отец-волколак по очереди съедает всех своих дочерей, кроме одной, которой при помощи хитрости удаётся убежать от него, а после она выходит замуж за короля.[40]:141—142 Украинцы считали, что волколаки, будучи людьми, не ходят в церковь, не соблюдают обычаи и не здороваются.[138] По украинским и словацким поверьям, они имеют половые отношения с ведьмами и у них рождаются упыри.[1]:419[70] Также у восточных славян были представления, что волколак такого типа после смерти сам становился упырём, поэтому рот этого мертвеца зажимали монетой.[2][8]:222
В разных местах считалось, что волки-оборотни активизируются на Святки[1]:419[18][70][86]:197 и в ночь на Ивана Купала[19]:674[70][86]:197. Они смешиваются с остальными гуляющими и свободно заходят в любой дом. В Вологодской губернии говорили, что во время святочных игр они задают девушкам трудные вопросы, однако, что случится с неответившими, не указывается.[18] В Смоленской губернии рассказывали, как волколаки в человеческом виде пришли на вечеринку и загрызли девушек.[13] Также волколаки могли напасть на гадающих девушек.[18] У поляков были представления, что волколаки могут насиловать женщин.[8]:224 В Закарпатье рассказывали, что вовкуны по ночам ходят по селу, страшно воют, заглядывают в окна и ломятся в двери.[32]:293 По некоторым представлениям, волколаки ели человеческое мясо и пили человеческую кровь.[8]:222[16]:243[40]:139 В Полесье встречалось поверье, что они раздевают человека, прежде чем съесть.[114]:539 Польская народная этимология расшифровывала слово «wilkołak» как «волк, жаждущий (łaknący) людской крови» и производила волколаков от проклятых Иисусом любителей есть одно лишь мясо, которым в конце концов захотелось полакомиться человечиной.[16]:243[140] Сохраняя человеческий разум в волчьем обличье, они способны открывать замки, руководить волчьей стаей, разрабатывать сложные планы нападения на людей.[16]:242[102]:461 Украинцы верили, что волколаки могут становиться причиной эпидемий.[13] В Люблинском воеводстве думали, что волколаки раскапывают свежепохороненные трупы.[16]:243[40]:140
«Волколаки» питаются исключительно растительной пищей. Бродя по лесам и дорогам, они тщательно подбирают съестные остатки и крошки, брошенные людьми, не брезгуя и косточками съедобных животных<…> Только в дни разговенья «волколаки» едят мясо, добытое хищничеством, но не в родном и близком селе, а в отдаленных местах<…>
Образ жизни «волколаков» разнится от обыкновенного волчьего. Так, «волколаки» воют на восток или в сторону своих деревень, когда ложатся спать и встают, — это молитвы; утром умываются, проводя мордою по росистой траве, повинуясь привычке, а в первую весеннюю пору они разгребают землю лапами — пашут<….>"[112]:68
Насильно превращённые в волков, согласно одним представлениям, страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и хотят снова стать людьми. Они не нападают ни на скот, ни на людей, а только на того, кто сотворил с ними это.[1]:419[11]:45[13][16]:245[19]:668—669 Вернуться в человеческое поселение они не могут[114]:537, поэтому живут в берлогах, рыщут по лесам, воют по-волчьи, но сохраняют человеческую сущность[3][110]:294[114]:538, человеческий разум, способность понимать человеческую речь[114]:542, держатся поближе к поселениям и родному дому[10]:134[13][16]:245[19]:669 (мазуры думали, что только волколак может прийти в поселение днём[10]:134), смотрят на человека жалобно и даже плачут, взывая о помощи[19]:668[38][136], однако попытки установить контакт с людьми обычно заканчиваются неудачно[114]:536. Распространён мотив про волколака, обратившегося к человеку за помощью, когда занозил лапу.[13][114]:549[120]:135—136 Согласно другим представлениям, волколаки только убивают скотину, но не едят[37]:79, или они вынуждены служить волкам, по их указанию нападая на скот и отдавая им добычу[1]:419[11]:45[114]:536. Бытовало представление, что волколак не может есть падаль[13][19]:668[114]:539 и/или сырое мясо, последнее он пытается жарить на углях недавно потухших костров. Также такой волколак ест коренья, лесные ягоды, ворует еду у пастухов[16]:245, 247[19]:668[114]:539 и из погребов[13][16]:245[19]:668, ест малосъедобные объекты, такие как упряжь, подошвы (Витебская губерния)[112]:68 или гнилые пни (Гомельская область)[114]:536, или только облизывает деревья или палки, за которые держались люди[114]:539. Иногда его подкармливают люди, особенно его близкие.[19]:668 В некоторых местах, например, на Русском Севере, считали, что, съев сырое мясо, волколак навсегда останется зверем.[1]:419[13][19]:668[114]:481 Но, согласно другим представлениям, волколаки хоть и с трудом, но вынуждены были привыкать к сырому мясу.[1]:419[19]:668 Часто считалось, что волколаки всегда одиночки[1]:418, они не водятся с настоящими волками[1]:419[5]:204[19]:668, так как те издеваются над ними[114]:536 или могут даже напасть на них, если учуют человеческий запах[5]:204[13][19]:669. В Витебской губернии считали, что волколаки умываются росой водя мордой по траве, по крестьянской привычке разгребают весной землю[19]:668[112]:68, сооружают себе подушку из веток и камней, воют-молятся на восток или в сторону родного поселения[112]:68 Есть рассказы, в которых волколак всё-таки сближается с волками, его принимают в стаю, вместе с которой он ходит на охоту[19]:668[97][114]:536, иногда он даже возглавляет её[114]:536. В Полесье считали, что волколак может сразу после превращения понимать волчью речь и общаться с волками[114]:542, а уральские казаки считали, что он приобретает эту способность, поев сырое мясо[13][114]:542. Волки могли обучать неопытного волколака жизни в лесу[114]:529; в одной украинской легенде им приказывает делать это святой Юрий[6]:227, который вообще у украинцев считался покровителем не только настоящих волков, но и волколаков[29]:168. В западнополесской быличке бывший волколак помогает волчьей стае избежать готовящейся облавы.[97] Белорусы считали, что если в волколака превратится беременная женщина, то у неё, волчицы, всё равно родится человеческий ребёнок[112]:69—70[114]:504—505, но если она забеременеет уже будучи в зверином облике, то у неё рождается волколак, который, когда пройдёт срок заклятия над его матерью, также превратится в человека, отличающегося, однако, дурным характером[112]:69—70[114]:499. В Брестской области считали, что рожать такая волчица приходит к людям: ложится на завалинку и просит впустить её через окно в дом, забивается под печь или под лавку.[114]:504 Там же рассказывали о женщине, превращённой в волка, но приходившей домой нянчить своего ребёнка.[114]:538 По южнославянским поверьям, заколдованный оборотень становится волком только на ночь, а днём он сбрасывает с себя волчью шкуру.[3] Гуцулы верили, что колдун может управлять зачарованными им волколаками.[37]:79 Есть редкие бывальщины, в которых волколак ведёт себя полностью как волк.[19]:668 Но в целом можно сказать, что волколаки оказываются между человеческим и звериным мирами, не принадлежа ни тому, ни другому.[16]:245[19]:669[114]:481 В некоторых случаях даже возвращение человеческого вида не приносило им облегчения, ведь их родные могли уже умереть, а друзья забыть их[16]:245[40]:139, 154; в ряде польских историй осознавший свою ненужность людям бывший волколак вновь становится волком[40]:139. Могли произойти и психические изменения — появиться желание съесть своего ребёнка, слабоумие[114]:543, нелюдимость[114]:495, злость и недоброжелательность[5]:205. Есть истории, в которых волколак, вернув себе человеческий вид, сумел при помощи «знающего» отомстить тому, кто с ним это сделал, превратив того самого в зверя.[114]:547
Народ относился к волколакам по-разному, в зависимости от добровольности их превращения.[4]:71[12]:154[16]:246—247[114]:478—479 К волколакам-колдунам отношение было негативным, их боялись, стремились защититься от них и наказать их за чародейство.[12]:154[16]:241[114]:479 Считалось, что волколаки боятся креста[114]:511, а в некоторых польских местах — вил[40]:140. В Смоленской и Воронежской губерниях для защиты от них молились святому Вуколу.[141] Поляки и украинцы считали, что святой Николай или святой Юрий соответственно разрешает волколакам нападать только на злых, нечестных людей, грешников.[12]:155—156[29]:168 Чтобы волколак не напал ночью, советовали лечь спать с расстёгнутым воротом рубахи, перекрестить подушку и положить около неё какую-нибудь религиозную книгу, трижды перекрестить постель и помолиться. Женщины должны были спать в головном уборе (чепце, повойнике).[18] На Волыни, когда в Яблочный Спас шли в церковь и слышали волчий вой, то считалось, что это воет волколак, чтобы оберечь своё хозяйство от его нападения, сыпали под ноги освящённый мак и говорили: «Пу, пу, Матерь Божья, верни человеческий облик тому, кто плачет-кричит и у тебя помощи просит».[97] Известны случаи, когда над человеком, подозреваемым в волколачестве, учиняли расправу, а также единичные случаи судов над предполагаемыми волколаками.[10]:134[12][40]:150 К заколдованным волколакам отношение было сочувственным, по возможности им старались помочь вернуть человеческий вид.[4]:71—72[12]:154[16]:244—245[114]:479 Врождённость оборотничества также зачастую снимала в народных глазах с волколаков ответственность за совершённые действия.[114]:479 Э. Вильчинская на основе польского материала делает вывод, что чем меньше было волков в регионе, и соответственно, чем меньше был вред от них хозяйству, тем лучше было отношение к волколакам.[16]:247—249
Славяне считали волколаков виновными в затмениях. Поедающие луну и солнце и отгоняющие облака волкодлаки упоминаются в Кормчих книгах: сербской (Иловицкой) 1262 года[7]:509[81]:1041[142]:471 и русской 1282 года[7]:408[13][18]: «Облакы гонештеи оть селянь влькодляци нарицаються; егда оубо погыбнеть лоуна, или сльньце, глаголють: влькодляци лоуну изѣдоше или сльньце»[81]:1042[142]:305. Соответствия есть и в древнечешских источниках. Отголоски этого, возможно, сохранились в словенском («sonce jedeno»)[2][86]:197 и русском («серый волк на небе звёзды ловит»)[13] устойчивых выражениях. Аналогичные поверья о пожирании волколаком светил сохранялись на Балканах[7]:509[37]:77—78[77]:204-205[85][143] и в Украинских Карпатах[7]:509[37]:76—77 и в XX веке, правда, под этим названием у южных славян и у румын фигурировало уже змееобразное существо[66]:124[77]:205[85][143], а у последних — иногда просто волк[66]:124[77]:205. При поедании пораненные светила краснеют-кровоточат.[37]:77—78[77]:205[143] У гуцулов была легенда, что вовкуны поедают луну, так как на ней запечатлены лики двух братьев, один из которых убил другого из-за земельного спора, и от которых и происходят вовкуны.[37]:76—77 Словенцы считали, что затмения возникают, когда два волкодлака борются друг с другом.[86]:197 Однако, волкодлаки поедают светила медленно, поэтому те всегда успевают восстановиться.[37]:77—78 Впрочем, в Северо-Западной Болгарии считалось, что от луны остаётся только дырка.[77]:204 Для того чтобы прогнать демона и дать светилам восстановиться, люди должны были создавать громкий шум.[77]:—204—205 Параллели мотиву поедания волком солнца можно найти в германской мифологии.[81]:1043
Южнославянские поверья связывают волколака с упырём (вампиром)[1]:418[3][7]:508—509[11]:46, то есть ходячим покойником, который убивает людей (в некоторых регионах — пьёт их кровь, давит спящих), или вредит им, их скоту и хозяйству[3][77]:203[86]:196. Причём в Боснии и Герцеговине и Хорватии для обозначения такого персонажа названия производные от слова «волкодлак» являются доминирующими, а в Словении, восточной Боснии и восточной Герцеговине употребляются одинаково часто наряду с производными от слова «вампир» (при этом производные от «вампира» в ряде регионов обозначают дьявола).[14]:212—214[144]:66 Впрочем, в некоторых местах значение «волк-оборотень» для производных от «волкодлака» сохраняется.[14]:213—214 В основном считается, что это смешение образов вторично[1]:418[11]:46[14]:213[142]:305, хотя А. А. Потебня в своё время пытался доказать изначальное совмещение образов волка, упыря и змея у славян[37]:78[142]:304—311. В неславянские балканские языки слово волкодлак также было заимствовано в основном в значении вампира.[145] Однако в современных балканских языках оно устойчиво используется для перевода западных названий волков-оборотней.[36]
У словенцев[sl] слово volkodlak относится к существу, которое может менять свой облик с человеческого на волчий, причём оно может описываться и как демон, и как человек со сверхъестественными способностями[70][86]:196[146], приобретёнными, например, в результате материнского проклятия или брани[14]:214[120]:134[146] или зачарованный на свадьбе[14]:214; во втором случае обратное превращение затруднено[146]. Живут эти существа в пещерах и ямах.[14]:214 От половых связей волкодлаков с женщинами может рождаться как нормальное с виду потомство, так и косматые, хвостатые и с волчьими зубами дети.[14]:214[86]:196[146] По некоторым источникам, превращение в волка происходит по ночам и в таком виде волкодлак может нападать на людей и пожирать их.[120]:134—135[146]
У болгар[bg] слово върколак описывает как вампира, так и человека-оборотня[1]:418[14]:214—215, превращающегося в волка по ночам или в определённое время года[66]:129. Върколаками могли стать люди, которые навлекли на себя злобу и мщение колдуна или ведьмы: ночью к ним являлся злой дух с волчьей шкурой и приказывал её надеть; после этого они начинали по ночам рыскать волками, а с рассветом, сняв с себя волчью шкуру, снова принимали человеческий образ.[3] У болгар есть легенды о превращении в върколаков на свадьбе и об обнаружении человека под шкурой убитого волка.[1]:418[77]:225 Но и самого вампира они могут представлять, помимо прочего, в виде волка.[66]:129—130 Вампиром у болгар в том числе может стать и тот, чья мать ела во время беременности мясо убитых волком животных[66]:130 или тот, чью погребальную одежду сшили в «волчьи дни». Кроме того, у них есть поверья, что в злого духа върколака, посещающего родной дом, может превращаться кровь убитого человека.[66]:130[77]:204
В представлених македонцев «волколак» обозначает «вампира на сороковой день», «мёртвого, но живого, подобного живому человеку». Македонцы полагали, что волколак может вступать в половую связь со своей живой супругой, а также зачинать ребёнка: «од вóлколак си́н, волко́лаче (Од во́лколак си́н. М’жев со же́нава спа́л, и та поро́дила, а м’жет у́мрен, и то т’си претворило ка́ко во́лколак)». А. А. Плотникова отмечает, что искомый термин является типичным, в частности, для деревни Пештани[mk], как центра наиболее удаленной юго-западной части македонского этнического региона, и характерен тем, что имеет свои культурные аналоги в албанском фольклоре, а также на протяжении побережья Адриатики (юг Герцеговины, Далмация), в Боснии и Хорватии.[80]
В сербохорватском языке под словом вукодлак описывается вампир, который обычно не выглядит как волк.[1]:418[84][85][146] Но в его образе представлены и некоторые основные черты волколака.[1]:418 Так у сербов[en] он может превращаться в волка[85][146] (в племени[en] Кучи считали, что на это способны все вампиры[20]:156[85][146]) или в его внешнем виде присутствуют волчьи черты, например, он может быть покрыт шерстью[66]:129[85] или у него лишь всклоченные, стоящие дыбом волосы[3], напоминающие волчью шерсть[2]. Встречаются былички о превращении мужа в волка и неудачном нападении в таком виде на свою жену, с последующим разоблачением ею по кускам её платья в его зубах.[20]:155[130] Кроме того, вукодлаки особенно активны в то же время в зимние месяцы, когда совершали обряды, связанные с волками.[146] В Боснии и Хорватии[hr] фиксируется также понимание вукодлака как похожего на волка мифического существа с функциями вампира.[14]:30 В Черногории, Боке, Герцеговине и Далмации вампира вообще называли просто вук (волк).[20]:156[66]:129[85][144]:66[146]
Связь волколака с вампиром прослеживается и у западных славян. Например, словаки могли называть влколаком, помимо основного значения, несущие вред людям и скоту души ведьм или колдунов и покойников, которых вынесли из дома головой вперёд.[70] Определённое влияние балканской традиции на образ волколака (кровожадность, поедание людей) ощущается и в некоторых местах Украинских Карпат.[114]:538
У славян оборотничество большей частью связывается с волком, но существуют представления и о превращении людей в других животных[8][11]:44[19]:643—644[123]:467, хотя и не столь подробно и красочно переданные, как предания о волколаках[4]:72. Превращение человека в волка является основным типом оборотничества и у других индоевропейцев.[8]:217[19]:643 Верования в оборотней в целом играют выдающуюся роль в народных сказаниях и распространены по всему земному шару[3][8]:217, но в разных странах, в зависимости от состава местной фауны[11]:45[12]:148[19]:643, место волка занимают другие хищные звери[3][11]:45. Много общего с мифологическими представлениями славян о волколаках обнаруживается во взглядах соседних народов, например, литовцев[17][114]:478, эстонцев[40]:144[147], финнов[114]:497 и др.
Образ колдуна в облике волка сближается с образами мифических предводителей или пастухов волков: так называемого волчьего пастыря[fr] (у южных славян)[86]:197, часто появлявшегося в виде белого волка лешего (у восточных славян), Георгия Победоносца и других святых, а также пастухов[sr][17][19]:644[40]:151[66]:130—132[98]. Представления о волках-оборотнях близки к представлениям об оборотнях-собаках.[66]:157[114] У словенцев легенды о волколаках близки историям о псоглавцах[120]:152 и о существе ведомец (валяние в незапаханном навозе и борьба с охраняющим дом кресником, вызывание солнечных затмений)[86]. В Полесье образ волколака сближается с образом проклятых: избегание чужой пищи, пребывание за пределами человеческого пространства, «семантика постоянного движения» при описании их состояния («бегают» и т. п.).[114]:482 В украинских сказках есть пример, обратный волколачеству: святой Юрий в качестве наказания превращает волка в человека и обязывает его три года работать на нищего, у которого он съел последний кусок хлеба; бывший волк становится мастерским кузнецом и даже учится перековывать старых людей на молодых.[6]:228
Помимо основного значения волколаком могли называть мифологического предводителя волков — как в виде волка, так и в виде человека.[114]:551 В Гомельской области под волколаком могло также пониматься некое существо, появляющееся на кладбище, не зверь и не человек, с хвостом и горящим фонарём (или одной-двумя свечами на голове); а в других случаях — некое существо с человеческими и звериными чертами.[114]:556 В некоторых местах под словом волколак мог пониматься обычный волк или волк с некоторыми особенностями: гибрид собаки и волка, огромный волк, волк-самец или, наоборот, волчица, одинокий волк, ходящий в село волк, старый волк.[114]:552—553 Также это слово использовалось в качестве ругательства по отношению к нелюдимым, неразговорчивым, угрюмым, злым, жестоким или заросшим волосами людям.[62][114]:553
Волколачество описывают немало художественных произведений славянских авторов в разных жанрах. В них образ волколака приобретает новые черты, не характерные для легендарной традиции. Основными темами являются: раздвоенность формы тела и души волколака, изменения взгляда на мир, приспособление к новому образу жизни, тоска по человеческому состоянию, смешение и противостояние человеческого и звериного в одном существе, агрессивность и страх перед ней, выявляющие кровожадность обстоятельства, опасение людей-одиночек.[45]:239 Многие современные славянские произведения об оборотнях находятся под очевидным влиянием стереотипных образов из западной популярной культуры.[148]
Волколачеству посвящена русскоязычная повесть «Оборотень» (1829) писателя Ореста Сомова, написанная на основе украинских поверий, в которой парень-простак, подражая колдуну, превращается в волка, но его неопытность в этом деле приводит его к неприятностям[45]:244—245[149]; само произведение оставалось забытым на протяжении более полутора веков, но присутствующий в нём так называемый «Заговор оборотня», в котором колдун просит месяц защитить его от волков и людей, с подачи И. П. Сахарова вплоть до начала XXI века приводился в научной литературе как народный[109]. В рождественском рассказе по мотивам полесских преданий «Серебряный волк» (1901) Александра Куприна описывается превращение парня, некогда души компании, в угрюмого, кровожадного волколака, теряющего человеческие черты; причина перемен не описывается, известно только, что превращение произошло на войне, автор таким образом отображает её как фаталистично уничтожающую в человеке человеческое, герой становится чужим в человеческом обществе, так как принадлежит теперь миру хищников.[45]:240—241[150] В рассказе «Проблема верволка в средней полосе» (1991) Виктора Пелевина главный герой делает вывод, что практически нет никакой разницы между людьми и волками: те же проблемы, те же взаимоотношения[45]:245[151]; автор вновь возвращается к теме оборотничества в романе «Священная книга оборотня» (2004), в котором люди-волки символизируют людей, утративших Бога и «ставших жертвой собственных низменных инстинктов»[152][153].
К образу волколака немало обращались белорусские писатели.[148] Павлюк Багрим в стихотворении «Зайграй, зайграй, хлопча малы…» (1820-е) и Ольгерд Обухович в басне «Ваўкалака» (1861) говорят, что лучше быть «вольным волколаком», чем жить в неволе.[27][155][156]:29, 59 В стихах Янки Купалы «Люлі, люлі, мужычок!» (1907), «Забытая карчма» (1907), «Ваўкалак» (1911) и «Хохлік» (1911) образ волколака «подаётся как инфернальный, несущий с собой смерть, страх»[4]:72[156]:29, 59[157], это человек, который забыл свои корни[158]. В рассказе «Ваўкалакі» Алеся Кожедуба образ волколака полон трагизма — заколдованный волколак лишний в мире людей.[156]:29, 59, 77 В повести «Цкаванне вялікага звера» Алеся Наварыча мифологема волколака использована в психологическом ракурсе — «это человек с поведением зверя»: скрываясь от властей, главный герой уходит в лес жить с волками и становится их вожаком.[148][156]:77—78 Также волколаки встречаются в стихотворении «Ваўкалакі» Алеся Гаруна[156]:55, рассказе «Ноч, калі папараць цвіце» Якуба Коласа[156]:55, рассказе «Апошні ваўкалак» Алеся Каско[be][156]:163, рассказе «Нашчадкi неўраў» (2003) Алеся Бычковского[148], произведениях Ольги Ипатовой, Владимира Орлова[24]:23, Александра Рязанова[24]:23[156]:29. Немало белорусских произведений, затрагивающих тему волколачества, посвящены полоцкому князю Всеславу[155], например, роман «След ваўкалака» (1988) Леонида Дайнеко[23][24]:23[155][156]:59. Бесчинства насильно превращённого в волкодлака селянина описаны в рассказе «Послушай как падают листья» (2003) (опубликован в сборнике «Никого над нами» (2006) под названием «Листопад») белорусской писательницы-фантаста Ольги Громыко, работающей в поджанре славянского фэнтези[159].
В украинской литературе также создано немало образов волколаков. В драме Леси Украинки «Лесная песня» (1911) Лесовик превращает парня в волколака в наказание за то, что тот предаёт свою возлюбленную Мавку («Тепер він вовкулака дикий! Хай скавучить, нехай голосить, виє, хай прагне крові людської — не вгасить своєї муки злої!»), однако Мавка, видя его страдания, жертвуя собой, возвращает ему человеческий вид.[160]:295[161][162][163][164] В историческом романе «Гетьман Кирило Розумовський» (1961) Николая Лазорского[uk] в волка может превращаться доблестный казачий полковник Семён Неживой[uk] (1744—?).[165] В романе «Сповідь» (1970) Валерия Шевчука зачарованный герой вынужден пройти тяжёлый путь борьбы со своей тёмной стороной, искушением избавиться от волколачества, передав его другому, сохранить человеческое, оказавшись в зверином теле, прежде чем вновь обрести человеческий облик.[45]:242—243[165] В романе «Одинокий волк» (1971) Владимира Дрозда[160]:295[165][166] мотив превращения в волка используется, чтобы показать дегуманизацию современного автору общества, отчуждённость в нём людей, для которых приоритетными стали мещанские ценности[167][168][169]. В историческом романе «Орда» (1992) Романа Иванычука[160]:295 в волков под воздействием проклятья превращаются предатели; образ волколака в романе символизирует зло, которое, разрастаясь в душе человека, парализует его волю и толкает на позорные поступки[165]. В повести «Заклятый клад» (2001) Владимира Аренева изображён волколак-двоедушник, который после смерти человеческого тела оказывается под угрозой потерять и людскую душу, полностью превратившись в волка, но благодаря своей вере в Бога, добрым поступкам и самопожертвованию он сохраняет её.[45]:243—244[166] Также волколаки встречаются в произведениях Степана Александрова (рассказ в стихах «Вовкулака», 1842)[59]:266[170], Тараса Шевченка, Николая Винграновского, Василия Слапчука, Тани Малярчук[uk][160]:295, Владислава Ивченко[uk] (рассказ «Фатальна красуня та найбільший вовк у світі», 2013), Вячеслава Васильченко[uk] (роман «Дворушники, або Євангеліє від вовкулаки», 2012), Андрея Кокотюхи (роман «Повний місяць», 2014)[160].
В польской литературе волколаки упоминались в произведениях Берната из Люблина («Жизнь Эзопа — фригийца, мудреца, с его притчами[pl]», 1522)[69], Миколая Рея (фрашка «O Wilkołku» из сборника «Фиглики[d]», 1570)[40]:182[69], Януария Совизралия (1612), Бальтызера из Калишского повята (1615), Станислава Трембецкого (1774)[69], Францишека Дионизы Князьнина (1787)[40]:184[69], Яна Непомука Каминского (1821)[40]:184, Игнатия Головинского («Письма Жеготы Костровца», 1848)[28]:67—68, Каэтана Козьмяна (1858)[69], Мацея Богуша Стенчинского[pl] (1860)[40]:185 и др. О волколаках писал Ян Барщевский в романе «Шляхтич Завальня» на основе белорусских народных поверий (1846)[24]:234[45]:241[148][156]:29, 59: в повести «Корона змеи» герои не решаются стрелять в волков, узнав в них заколдованных людей[171]; в повести «Волколак» главный герой превращается в волка, выпив зелье, которое ему дал музыкант, на свадьбе его любимой, выданной за более богатого человека, однако ему удаётся преодолеть в себе звериные инстинкты, добрые намерения побеждают в нём и в конце концов он обратно становится человеком[45]:241—242[171]. В романе «Krzyżowcy[pl]» (1935) Зофьи Коссак-Щуцкой крестоносцы рассказывают друг другу страшные истории о встречах в пути с волколаками.[40]:189—190 В романе «Jedwiżka i jej zalotnicy» (1962) Марека Садзевича ужасный волколак-людоед является во снах героям, символизируя дикость и жестокость.[40]:188—189 Среди современных польских произведений, в которых присутствуют волки-оборотни, например, цикл о Ведьмаке (с 1980-х) и Сага о Рейневане (2002—2006) Анджея Сапковского[172][173], рассказ «Wiedźma i wilk» (2003) Ярослава Гжендовича, рассказ «Bestie» (2007) Магды Парус[pl], повесть «Bestia» (2007) Марека Шверчека[pl], рассказ «Krótka ballada o przemienieniu» (2009) Павла Палинского[pl].[174]
Обзорная литература на русском языке
Оборотни | ||
---|---|---|
Аналоги в мифологии и культуре |
| |
Субкультуры и сообщества |
| |
Медицинские аспекты явления |
| |
Сопутствующие темы |
|
Славянская мифология | |
---|---|
Общие понятия |
|
Боги |
|
Духи места | |
Атмосферные духи | |
Заложные покойники | |
Мифические существа |
|
Ритуальные персонажи | |
Мифические места |
|
См. также |
|
Примечания: 1 историчность божества спорна; 2 божественный статус спорен. |
Эта статья входит в число избранных статей русскоязычного раздела Википедии. |